Микола Бажан - Стихотворения и поэмы

Немало он слышал проклятий бесстыжих,
Видал корчмарей и менял,
Встречал школяров и крикливых ярыжек
И рыночный смрад обонял,
И, черный, как дым на соломенных крышах,
Он по свету с голью гонял.
Он знал, ненавидя, ликуя, ревнуя,
И щедрость и подлость земную.

И, жадный до жизни и воображеньем
Достигший глубин естества,
Несытый, исполненный страсти и жженья,
На мир предъявлял он права,
И полчища слов выводил он в сраженья,
И шли и боролись слова.
Так вечную правду поэт-триумфатор
Принес на подмостки, в театр.

Как вечно в горах непогода клубится,
В трагедиях дышит гроза.
Стихия ревет и на части дробится,
И молния блещет в глаза.
Шалеет ревнивец, крадется убийца,
По страшному скату скользя.
Сверканьем оружья, огнем красноречья
Пылает борьба человечья.

Не алчным купцам, не дешевым лакеям
Ту мощь суждено воспринять,
И перед гигантским и светлым трофеем
Колени свои преклонять,
И труд, совершенный великим плебеем,
Умом благодарным обнять:
Титаном навеки скрепленные глыбы
Сердца раздавить им могли бы.

Где ж толпы, встающие буре навстречу,
Где рокот встревоженных зал
И в миг, когда смолкнут трагедии речи,
Партера бушующий шквал?
Где слава твоя — всенародное вече
Восторгов, и слез, и похвал?
Спускается занавес важно и сонно,—
Молчит гордый лебедь Эйвона.

Далёко от этой страны, на востоке,
На древней Памира земле,
Сквозь пропасти, сквозь ледяные потоки
Таджик на горбатом седле
Спешит, пробирается в город далекий,
Куда в вечереющей мгле
Поспеет он прямо к спектаклю, к началу,
Чтоб «Быть иль не быть» прозвучало.

В донецкой степи, у ребят-комбайнеров
Толпится веселый народ.
Поэта старинного яростный норов
Вогнал их в горячку и в пот.
Двенадцатый вечер бессонных актеров
К «Двенадцатой ночи» ведет,
Чтоб ярки и молоды были тирады
Для зрителей олимпиады.

Вот горец из спрятанной в тучах деревни
В театр многолюдный проник.
Он слушает жадно рокочущий, древний,
Как мужество, сильный язык.
Трагедия мчится. Дотла догорев в ней,
Герой изнемогший поник.
И Яго клянет, и дрожит за Отелло
Тот смуглый чабан Сакартвело.

Когда знаменитые кони четверкой
Сияют в морозной ночи,
На яркую сцену тревожно и зорко
Глядят кузнецы и ткачи.
Как в праздник, полны эти люди восторга,
Овации их горячи.
И девушка, спрятав лицо у колонны,
Оплачет влюбленных Вероны.

Туда, к не чужим, хоть и дальним народам,
Ты перешагнул рубежи.
Ты там оживаешь, не скован, не продан,
Всем юным величьем души.
Уже не плывет гордый лебедь по водам,
Загнившим от скуки и лжи,
Душа его, полная песен и звона,
Навеки ушла от Эйвона.

Уже не найдешь лебедей на Эйвоне.
Лишь занавес серых дождей
Струится ненастною рябью в затоне
Стратфордских пустых площадей.
Лишь сторож ключами бренчит на амвоне
Да листья сметает с аллей,
Где в сумерках так одиноко и сиро
Мерцает могила Шекспира.

Сини и сизы, лазурны и сивы,
Грифельно-серы и густо-черны,
Взвихренных туч распростерлись извивы
Над возвышеньями горной страны.
Ветры, свистя, вырывают растенья,
Вереск ломают и дергают мох.
В вое ветров, в ураганном смятенье
Заклокотал, закипел Ломонд-Лох. [43] Ломонд-Лох — залив в Шотландии.
Ветра глотнув, тут помчаться б в разгоне
Берегом, лесом, без меж и без троп…
Кто-то кричит: «Не ходи дальше, Джонни!»
Столб с четкой надписью: «Private». [44] Частная собственность. Стоп.

Земли пропитаны влагой студеной,
Тянет болотом, с опушек несет
Запахом плесени, каждый зеленый
Кустик подернут цветеньем болот.
Парк, голубея в недобром просторе,
Тянется тучей десятками миль.
Крепки ворота, всегда на запоре.
Дождик гундосит. Безлюдье и гниль.
Кто ж тут хозяином в этом безлюдье?
Злобный отшельник? Скупец-мизантроп?
Стой! Замолчи! Не ходи туда, Рудди!
Столб в серой плесени — «Private». Стоп.

Дальше и дальше, вперед по Хиг-Ланду. [45] Хиг-Ланд — Горная Шотландия.
Тмином и вереском пахнет туман.
Гонит овец грязно-белых гирлянду
Мшистым отрогом наемный чабан.
Овцы — лендлорда, холмы и поляны —
Тоже его… Неужели навек?
Тише, коль дорог вам хеггис овсяный! [46] Хеггис — овечья требуха, сваренная с овсяной мукой.
Может подслушать худой человек.
Думаешь, счастье в пастушеском доме,
Как на Востоке, здесь даться могло б?
Перед судьбой твоей высится, Томми,
Столб земель герцога — «Private». Стоп.