Микола Бажан - Стихотворения и поэмы

Ворота на ключ закрыты,
колонны торчат у стен,
Души не видать единой
в огромном пустынном доме.
«Здешний хозяин, Томми,
Хитрый — смекаешь, Томми?
В дом свой жильцов не пустит, ждет повышения цен».

Торгаш запечатал двери —
он хочет двойной цены.
Пусть даст он жилье бездомным,
которые спят в соломе!
Крик бесприютных Томми,
Жалобу многих Томми
Нынче из этих окон мы прокричать должны.

И вот бедняки решили
под вечер того же дня
Хоть силою поселиться
в пустом и огромном доме.
«С нами вселяйся, Томми,
Но без домашних, Томми:
Будет скандал и ругань, драка и беготня».

Хозяин вернулся утром,
он был на птенца похож,
Но сколько вместилось злобы
в таком слабосильном гноме!
Стоя за дверью, Томми
Слушал, как крыли Томми:
«Это подрыв закона! Собственности грабеж!»

«Спокойно, держись, ребята!
Бери и пиши плакат:
„Кто смеет людей бездомных
в каком-то винить погроме?
Дайте жилище Томми,
Дайте работу Томми“,—
Вот что у власти просит Аткинс — старый солдат».

Дознались о том министры,
сам мэр постучался в дверь,
Чуть свет заявились бобби
и стали толпой на стреме.
«Хочешь квартирку, Томми?
Будет квартирка, Томми!
Но погулять не выйдешь ты из нее теперь».

«Задержанный полисменом,
никто не проникнет в дом,
Никто вам не бросит хлеба
в каком-нибудь грязном коме».
— «С голоду сдохнешь, Томми,
Если не станешь, Томми,
Преданным и послушным, тихим, как мышь, притом».

«Держитесь, ребята, знайте:
чиновники в эти дни
Хотят проучить бездомных
и нас обвинить в погроме.
Пояс потуже, Томми,
Голод — не тетка, Томми!»
Третий уж день без хлеба и без воды они.

На той стороне пугливо
их жены три дня стоят.
Ты видишь их лица, Аткинс,
в голодной своей истоме?
Там твоя Анни, Томми,
Хлеб принесла для Томми.
Крутятся полисмены, сердятся и молчат.

О чем она молит бобби?
Во всем он откажет ей!
Она подошла к воротам.
Но клобы [42] Клобы — резиновые дубинки полисменов. уж на подъеме.
Клоб опустился, Томми…
Бьют твою Анни, Томми!
Томми, щеколду вышиб, выбежал из дверей.

«Не бейте, не смейте!» Хряснул
о голову Томми клоб.
Как выстрел, друзья метнулись
в туманном дверном проеме:
«Все мы с тобою, Томми,
Вместе с тобою, Томми!»
Томми склонил на камни кровью залитый лоб.

Крик женщин пронесся глухо.
Но тут из домов, с авто
Посыпалась куча бобби
принять участье в разгроме.
Тащат в машину Томми,
Топчут бездомных Томми!
Смолкли они. Пощады здесь не просил никто.

Судья свой парик поправил
и начал, хрипя, читать
Прекрасный закон британский,
копаясь в огромном томе.
И получил наш Томми,
Вместе с друзьями Томми,
Комнатку за решеткой ярдов примерно в пять.

«Покурит, игрушку склеит,
и черт его не возьмет!»
Задержанный не утопит
ни в Темзе себя, ни в роме.
Формы солдатской Томми
Здесь не износит Томми,
Только жена, быть может, в вечной нужде умрет.

Так, страж вековых традиций,
парламентский лейборист
Свою доказал способность
наладить порядок в доме.
Что ему скажет Томми?
Кто будет слушать Томми?
Слушать министра нужно, он ведь — «социалист»

Сребрится стрельчатая травка газона,
День сумрачен, влажен и мглист.
Плющом помертвевшим обвита колонна.
Мерцает густой остролист.
Всё тихо. Лишь трепет беззвучного звона
Взбирается вверх, серебрист,
Да сыплются листья, желтея и тлея,
С янтарных платанов аллеи.

Нет, я не нарушу дремоты. Лишь тише
Пройду этим тесным двором
Туда, где степенно и сумрачно в нише
Он пишет крылатым пером,—
Слова, что не сказаны раньше, он пишет,
Слова, что не собраны в том.
Но как одиноко в неярком сиянье
Наивное то изваянье!

Ему, несчастливому сыну банкрота,
В итоге стольких передряг,
Актеру, тайком написавшему что-то
Для комедиантов-бродяг,—
Пожалуй, ему не к лицу позолота,
Не нужен совсем саркофаг.
Но славы его атрибут не утратит:
Перо и бумага — и хватит.

На сглаженном временем влажном пороге
Он вырезать сам попросил
Слова эпитафии, полной тревоги
За прах невельможных могил:
Стратфордский ремесленник, странник убогий,
Не слишком уверен он был,
Что кости поэта, бродяги, актера
Почиют в ограде притвора.