Алла Кузнецова - Живучее эхо Эллады

Геракл поселился в Тиринфе, покоя

Не ведая в нём ни зимою, ни летом.

Он стал Эврисфею рабом и слугою,

Казалось, ничуть не жалея об этом.

А царь Эврисфей, восседавший в Микенах,

Был слаб и труслив, но лисицы хитрее:

Общался с героем, взобравшись на стену,

По делу в Тиринф отправляя Копрея.

Геракл, желаньем подвигов горя,

Пред памятью родных благоговея,

Не долго ждал посланника царя,

Разумного и честного Копрея.

Тот оробел, но тут же, осмелев,

Поведал с простотою очевидной:

– Причиною всему – немейский лев,

Что порождён Пифоном и Ехидной.

Как будто бы всё вымерло окрест

Спокойнейшего города Немеи:

Бежало всё живое с этих мест,

Спасения от зверя не имея.

Его простым и смертным не свалить,

А ты бы смог, я сердцем это чую —

Прядёт Клото [9] на совесть жизни нить,

Вплетая щедро силу неземную.

Убей злодея! Он живому враг,

Он смерть творит (а может смерти ищет),

Пусть пастухи стада пасут в горах

И люди возвращаются в жилища!

Оставив дом с предутренней зарёю,

Геракл спешил, как в марше боевом.

Быки в крови мерещились герою

И люди, пожираемые львом.

Он гнал себя: «Скорей!.. Скорей в Немею!..»,

Пот вытирая на большом челе.

Нет-нет! Не ради службы Эврисфею,

Покоя ради на святой земле.

И вот Немея!

– Где дорога в горы?

– За тем холмом, но лучше не ходи!..

А он шагает широко и споро —

И будто сердце рвётся из груди:

«Ус-петь! Ус-петь! Ско-рей! Ско-рей! – торопит, —

Не-то бе-ду соч-тёшь сво-ей ви-ной!»

И вот предгорья топтаные тропы

Остались у Геракла за спиной.

Он в полдень пожевал кусочек хлеба,

Вверх поглядел сквозь кружевной шатёр,

Где Гелиос почти что в центре неба

Лучи-мечи втыкает в шапки гор.

И снова в путь зовёт его силища,

Пещеры предстают его очам…

Ему найти бы только логовище,

Где льву-убийце спится по ночам.

Когда же солнце, как напившись зелья,

Клониться стало головой к земле,

Геракл набрёл на мрачное ущелье,

Что в ясный день покоилось во мгле.

Спустился вниз, не тратя ни минуты,

Нашёл дыры зияющий оскал —

И без причины понял почему-то,

Что, наконец, увидел, что искал.

Два выхода нашёл он в той пещере.

«Здесь будет нелегко осилить льва!..

Попробую сейчас захлопнуть «двери»,

Есть руки и, к тому же, голова!».

Спокоен был Геракл на удивленье…

И вот за камнем тянется рука…

«Как ты людей спасаешь от старенья,

Так я тебя спасу от сквозняка!»

Он завалил дыру в конце пещеры

Обломками обветренной скалы

И вверх взобрался, не теряя веры,

Что дело – на конце его стрелы.

Почти что смерклось. Птицы гнёзда ищут

(О мысль о доме, душу не трави!),

Страшилище явилось к логовищу,

Измазанное в глине и в крови.

Матёрый лев, немыслимо огромен,

Взлохмаченная грива до земли…

«Я знал, злодей, что ты не слишком скромен!..

И как… такое… выдумать смогли?!

Пришла, «собачка», к собственной берлоге?..

Набегалась, расплёвывая зло?..

Жаль, что сквозь темень не увидят боги,

Кому из нас сегодня повезло!»

Запела тетива струной упругой,

Волной качнуло тонкие стволы,

И унеслись к пещере друг за другом

Три Аполлоном дареных стрелы.

Геракл возликовал и крикнул звучно,

Он жаждал дыр в чудовищной спине,

Да только стрелы, хоть ложились кучно,

Скользнули, как по каменной стене.

Лев зарычал неистово и замер,

Хвостищем колотя свои бока,