Алла Кузнецова - Живучее эхо Эллады

Немало выпало хлопот

Гераклу в суете житейской,

Не день, не два, а целый год

Он шёл за ланью керинейской.

Не выбирал прямых дорог,

Боялся упустить из виду.

Неумолимый грозный рок

Как будто вытравил обиду.

Герой, преследовавший лань,

Всё ловко повторял и споро:

Ломился с хрустом сквозь елань,

Перебирался через горы,

Равниной шёл, прибавив шаг,

Переплывал шальные реки

И даже пропасть, как овраг,

Никем не хоженый от веку,

Прыжком осиливал в ночи,

Сползал на каменные плиты!..

Но больно было, хоть кричи,

Когда терял её из виду.

Таким насытившийся всласть,

Он битву выбрал бы скорее!

А лань невидимая страсть

Несла в страну гипербореев [11] .

Она Геракла привела

Туда, где родина Латоны,

Где Зевсом зачата была

Жизнь Артемиды с Аполлоном.

Был шагом пройден полукруг

И обозначен миг покоя,

Но вот рывок, теперь – на юг!..

Геракл с протянутой рукою

Вперёд подался, обомлев,

Казалось, кровь застыла в жилах.

«Уж лучше бы немейский лев,

Так всё бы палица решила!!.»

И вновь погоня в дождь и в град,

Когда не всё бывает гладко,

Преодоление преград

В обратном бывшему порядке.

Вновь осыпь каменной плиты,

А дальше пропасть, реки, горы…

Елань, овраги и кусты…

Предгорья лес и берег моря…

Знакомый город под горой,

Поляна асфоделов [12] бледных…

Но лишь в Аркадии герой

Услышал стук копытец медных.

Смахнул устало пот с лица

И вывод сделал баспристрастный:

«Чем этот ужас без конца,

Не лучше ли конец ужасный?»

И был конец довольно прост:

Душа героя лань простила,

Но тетива стрелу за хвост

К себе настойчиво тащила.

И звонкой песнь её была,

Когда, карая недотрогу,

Взметнулась лёгкая стрела

И, медь пронзив, воткнулась в ногу.

– Не по душе мне самому,

Уж ты поверь, такие меры,

Да только я теперь не йму

К тебе ни жалости, ни веры.

Ты взглядом сердце мне не рань,

Лежи себе и слушай речи! —

Погладил нежно, поднял лань

И положил себе на плечи.

Он шёл извилистой тропой

Сквозь сонный лес, плющом обвитый,

Когда увидел пред собой

Разгневанную Артемиду.

– Зачем пришёл туда, где я,

Собой недоброе вещая?!

Ты что, не знал, что лань – моя?..

Что я обиды не прощаю?..

А может быть ты зря винил

И зря испортил лани ногу,

От громкой славы возомнив,

Что ты могущественней бога???

Смиренно голову склонив,

Геракл ответил мирным тоном:

– Прошу, поспешно не вини,

О дочь великая Латоны!

Глупа мирская суета,

Но чту покой любого края,

А небожителей всегда

С благоговением взираю.

И жертвы приношу богам

По воле разума и сердца,

Хотя ты знаешь, что и сам

Являюсь сыном громовержца.

А лань твою, быть может, зря

Выслеживал и ранил в ногу,

Но это был приказ царя —

Служить ему велели боги!

– Ты речь держал, как по весне

Зерном отборным поле сеял…

– Я виноват – простишь ли мне?..

– Прощу! Тебя!.. Не Эврисфея!

– —

Когда Геракл вошёл в Микены

Под ликование народа,

Царь Эврисфей взошёл на стену,

Но повелел открыть ворота.

Не долго вспоминать пришлось герою

Бега за медноногою прыгуньей —

Опять Копрей явился с порученьем

Донесть, что вновь царём предрешена

Геракла схватка под седой горою:

Чтоб глас просящих не остался втуне,

Там, подтверждая царские реченья,

Силач убьёт злодея – кабана.

Кабан тот был чудовищно огромен

И силой наделён необычайной,

Жил на горе, где снег одел вершину,

Да что-то зачастил спускаться вниз.

И был прискорбен миг и час неровен

Для тех, кто с горем встретился случайно

В окрестностях, опустошённых свином,

И в городе с названием Псофис.

Свирепствуя, пролил немало крови

Страшенный вепрь, невиданный веками,

Живущий злодеяньем неприкрытым,

Не ведая и сам, за что карал.

Не разбираясь, люди иль коровы,

Всех убивал огромными клыками,

И, наступив литым своим копытом,

Рвал на куски и тут же пожирал.

Гора, где обитал кабан-убийца,

Издревле называлась Эриманфом.

«Не близок путь… Нелёгкая дорога…

Придётся отдохнуть на полпути.