Клавдия Пестрово - Цветы на подоконнике

И прощальный луч
Таким янтарем
Играл на окошке,
И, заслушавшись птиц, так пахли цветы!
Что сердце взмолилось:
«Еще немножко!..
Подождем, пока с клена слетят листы…»

Вы дали русский — из России — мне цветок,
И всё, — как не было… Поет опять дорога,
И степь, древнейшая, где дрофы легконого,
В благоуханный зной, сминают желтый дрок…
И пахнет горькая полынь, и едут дроги,
И прыгает лохматый Цыган — детства сверстник…

Я бережно держу засохший стебелек…
И брызжут слезы на сиреневый бессмертник.

Укрывшись мхом, ты грезишь, засыпая,
Под волн седых угрюмой ворожбой,
И чужестранка, со своей тоской,
К тебе прильнула, плача и вздыхая.

Она тебе шептала, не смолкая,
Про непонятный край, про мир иной,
Про блеск снегов, про лес и звёздный рой,
Что даже Южный Крест затмит, сияя!..

И обжигали слёзы мох седой.
Ты спишь по-прежнему. Шумит прибой.
Дрожит, в воде ломаясь, свет фонарный.

Но снится лес тебе, весь золотой!
Седых снегов серебряный покой
И синий свет звезды… Звезды Полярной.

Вот Русь моя: в углу, киотом,
Две полки в книгах — вот и Русь.
Склоняясь к знакомым переплётам,
Я каждый день на них молюсь.

Рублёвый Пушкин, томик Блока;
Все спутники минувших дней;
Средь них не так мне одиноко
В стране чужих моих друзей.

Над ними — скромно, как лампада,
Гравюра старого Кремля
Да ветвь из киевского сада —
Вот Русь моя.

Всё тут не по-нашему —
Ветры не прохладные,
Полыхают жгучие,
Сникла вся трава!

— Прогневили Господа,
Наша жизнь неладная, —
И трясётся старая
Горько голова.

Скоро, скоро старенькой
Примет Бог моления.
Ветер переменится,
И приснится ей:

Словно там, под Пензою,
В тихом дуновении
Ветви закачалися
Липовых аллей.

За окошком бушует ненастье.
Гнется тополей стонущий ряд,
Но последней, сжигающей страстью
Ярким пламенем астры горят.

Под ударами ветра мотаясь,
Неизжитых желаний полны,
Аметистами в грязь осыпаясь,
Чуют астры — не знать им весны.

И забудешь и будни, и слякоть,
Эту яркость вбирая душой,
Только хочется тихо заплакать
Над земли обреченной красой…

Разлукой потрясенное светило
Прибрежный окровавило гранит
И в пурпуре дорогу проложило
Пред юной королевою Лилит.

И чайки, за прелестной королевой,
Бросались, с криком, в пену корабля,
И вечера окрасила напевы
В печаль осиротевшая земля.

И взоры всех, сквозь влажные ресницы,
Искали силуэт на корабле, —
Последний свет сияющей Жар-Птицы,
Лилит — прекраснейшей из королев.

И мы с тобой — чужого света тени —
Следили с грустью в море те огни,
Где удалялось светлое виденье,
Напомнившее нам другие дни…

Ведь это было, было все, когда-то…
Ты помнишь?.. Там, на берегах Невы:
И пушек салютующих раскаты,
И клики шумной, радостной толпы,

Знамен, значков, орлов — двуглавых — стаи!
«Ура!..» могучей, чем разлив реки,
И медью труб рокочущих сверкая,
Полки шагали, Русские полки!

И крыши, и деревья, и балконы —
Повсюду — люди, люди… И цветы!..
И ветры с Волги, Ладоги, и Дона
В трехцветных флагах, вольно… Помнишь ты?

Где пышность та, та слава, что мы помним?..
Во власти мы какого колдовства?
Как горько сделаться «ничьим», бездомным…
Пристали ль нам чужие торжества?

Но корабли плывут… И мы, без гнева,
Смотря вслед исчезающим огням,
Благословим чужую королеву
За ту улыбку, брошенную нам…