Перец Маркиш - Стихотворения и поэмы

Появится мститель святой в ушанке, с ружьем

за плечами?

Ей путь преграждал бурелом. Она продолжала шагать.

Служила ей посохом тень. Вдали перепутья темнели.

Быть может, во мраке ночном, увидя гонимую мать,

Блеснет ей живая звезда в распахнутой ветром шинели?

Бездомную мать и дитя во тьме окружив, как друзья,

Приветливо скажут они: «Изгнанница, доброй недели!»

...Сожженная женщина шла, и неба пылали края.

Великое пламя росло, и жаркие искры летели.

1940

Перевод В. Потаповой

ПОСЛЕДНЯЯ ДОРОГА

1

Ни встать ни сесть — такая теснота!

Им не подашь и корку бога ради…

Беда скупила в эшелоне все места

И разлеглась и спереди и сзади…

Беда спешит— вперед, вперед, вперед,

И не свернет состав с пути стального…

Как за руку слепца, ведет беда народ,

Ей на слово доверили слепого…

Предсмертный хрип... Предсмертный звон

в ушах…

Ребята на полу, как сломанные ветки…

Вот смотрит из угла худой еврей в очках:

Беду бы обмануть, бежать из этой клетки!..

Он выйдет на перрон. Он юркнет в никуда,

Прорвется через снег на черных тротуарах…

Ни встать ни сесть — такая теснота,

Беда, одна беда — под нарами, на нарах...

2

И он ушел… Неверные шаги…

И пальцы тянутся за ним во мгле вокзальной…

Печалью глаз задымлены очки,

Как рыжее стекло коптилки поминальной.

В лохмотьях впалая белеет грудь,

На скулах мох, глаза мигают слепо...

Он вышел боль свою излить кому-нибудь

И вымолить немного хлеба.

Но жалости не пробудив ни в ком,

За кипятком поплелся в рваных ботах…

И вздрогнул эшелон, и тронулся рывком…

И наступила ночь, и занялась суббота…

За стеклами в зрачках немая жуть

Горит, как фитилек... И непроглядно небо...

Он вышел боль свою излить кому-нибудь

И вымолить немного хлеба…

3

Насупился завьюженный вокзал,

Железные пути натянуты до боли…

Мороз еврея гнул и обжигал:

Добыть бы кипятку, полкружки бы, не боле…

Был у него когда-то дом и хлеб,

И дочь была, и ожидались внуки...

«О господи! Наверно, ты ослеп, —

Ты видишь — кипятком я грею руки...»

Дом вспомнился, но был ли добрый дом?

Всё отнято. Бредут босые ноги

Из польского местечка день за днем,

Тысячелетьями, без цели, без дороги.

И сводит рот, и хлеба нет, хоть плачь,

И кто он — человек или собака?..

«О господи, как скуп коричневый палач —

Так мало кипятку я взял из бака...»

1941

Перевод А. Кленова

КЛЯТВА

Ты боль свою, как славу, гордо нес,

Как саблю, выхваченную из ножен.

Слезами сон твой мы не потревожим,

Мы честью поклялись красноармейских звезд

У праха твоего, — где б ни лежал твой прах,

Каким песком его б ни заносило время,

Мы будем мстить, сжимая меч в руках,

Пока твоих убийц не уничтожим племя.

Покрылась пеплом скорбная земля,

Покрылись дали траурною сеткой.

Ты шел на смерть — была тверда нога твоя,

На муки шел ты, как идут в разведку.

Ты был от мук своих отчизной отделен,

С отчизною в груди ты миг последний прожил,

Пред сворой палачей стоял ты, обнажен,

С презрением глядел на мерзостные рожи.

Привязан к дереву, как Прометей к скале,

Стоял ты, взорами грядущее читая,

Но не орел клевал тебя в полночной мгле,

А черных воронов тебя когтила стая.

Ты на костер взошел, последний сделав шаг.

Пред пыткою такой померкнут пытки ада,

Но голос родины звенел в твоих ушах,

Нет, ты не зарыдал и не молил пощады.

Рыдали за тебя и ветер, и леса,

Текли, как воины, отряды рек ревучих,