Но — шапки задумчиво скинем,
Поскольку средь снежной слюды
Доныне мерцанием синим
Отмечены эти следы.
Блики на плитах
Оставил закат.
Сколько убитых
В могилах лежат!
Племя святое,
Что в пламени том
Умерло стоя.
Упало — потом.
На Земле пустота,
На Земле — ни души.
Под провалом моста
Шелестят камыши.
Для нежданных гостей,
Совершивших прилет,—
В трубах наших костей
Тонкий ветер поет.
«Сквозь березник тлеют купола…»
Сквозь березник тлеют купола
Старой церкви. И крепчает ветер.
Ты почти такая, как была
Той порой, когда тебя я встретил.
Шутка ли сказать, когда кругом
Перемены, только перемены.
На пути, все более крутом,
Так они теперь обыкновенны.
Шутка ли сказать, когда вдали
Смешаны построек этих стили.
Сколько поломали, возвели.
Даже купола позолотили!
Только предвечерняя звезда
Не сдается времени на милость.
И, со мной пришедшая сюда,
Ты, как небо, мало изменилась.
«Расставанья все и все прощания…»
Расставанья все и все прощания —
С женщиной, и только с ней одною.
С плачущей иль прячущей отчаянье
Женщиной — невестой и женою.
И всесильна жажда возвращения
К женщине — в теченье всей разлуки.
Сквозь преграды все и обольщения,
Горькие сомнения и слухи.
Эти встречи были нам обещаны…
И вовек лучами осиянна
Жизнь, что появляется из женщины,
Как из Мирового Океана.
«Лицо пристроила в ладони…»
Лицо пристроила в ладони,
Поплакала и поднялась.
И оказалась в новой зоне,
С былой утратившая связь.
Лишь в зеркале — в том свете дальнем,
В том обрамлении волос,—
Лицо, промытое страданьем,
Слегка распухшее от слез.
Набирает силу лист.
Я маршрут себе намечу.
Сколько ранних женских лиц
Попадается навстречу.
На троллейбус, на метро
Накатила дымка эта.
Вон их сколько намело —
Словно вишенного цвета.
Сколько свежих женских лиц
Чистым утром на припеке.
И какой-то старый лис,
Промелькнувший в их потоке.
«Жены молоденькой подруги…»
Жены́ молоденькой подруги,
Их до поры сплоченный круг,
Их столь порывистые руки,
Что книга валится из рук.
А загорели — как на юге,
Да не идут на ум науки.
Не Академия наук,
А академия подруг.
Жены́ любимые подруги.
Давно ли на скамье
В обнимочку сидели?
Вернулся он к семье
В начале той недели.
Вернулся наконец.
Пять лет сравнялось сыну.
Стоит его отец
И ровно держит спину.
Высокий и прямой.
Прошла его измена.
Негаданно домой
Вернулся как из плена.
Не чувствуя вины,
Стоит себе у входа.
Вернулся как с войны —
Через четыре года.
Ежедневный этот путь,
Еженощный этот шепот
Не сумел он зачеркнуть,—
Слишком прочен долгий опыт.
Вот ушла — как умерла.
Неизвестно, что страшнее.
Но с собой не унесла
Годы, прожитые с нею.
Отменная натура,—
Светясь сто раз на дню,
Жила на свете Нюра
Под странной кличкой «Ню»
Нет, не озоровала
По комнатам мужским,
А лишь позировала
По лучшим мастерским.
А кожа цвета лилий,
Изысканно бела.
Да и по части линий
Точеная была.
С нее не раз писали
Цариц или богинь,
Красавиц на эмали,—
Попробуй их покинь!
То — их! А ей ли сладко?
К ней жизнь и так, и сяк.
На рукаве заплатка.
Все наперекосяк.
И что же с нею сталось?
Чудак, да ты забыл:
Всех поглощает старость,
Кто прежде молод был.
Но сохранился в храмах
И в галереях след,
Со стен, без рам и в рамах,
Свой излучая свет.
Дивится женская бригада:
Опять Фиалкина брюхата,
Опять подходит к рубежу
И говорит опять: — Рожу!
А что без мужа или с мужем,
Мы не пожалуемся, сдюжим.
Я не какая-то овца.
Я выращу и без отца.
Еще скажу тебе, бригада:
Коль не судьба, то и не надо.
И чем постылого костить,
Я буду деточек растить.
Читать дальше