Артюр Рембо: Стихи (3)

Шторм освятил мои морские пробужденья.

И десять дней подряд, как будто пробка в пляс

Средь волн, что жертв своих колесовали в пене,

Скакал я, не щадя фонарных глупых глаз.

Милей, чем для детей сок яблок кисло-сладкий,

В сосновый кокон мой влазурилась вода,

Отмыв блевотину и сизых вин осадки,

Слизнув тяжелый дрек, руль выбив из гнезда.

И окунулся я в поэму моря, в лоно,

Лазурь пожравшее, в медузно-звездный рой,

Куда задумчивый, бледнея восхищенно,

Пловец-утопленник спускается порой.

Туда, где вытравив все синяки, все боли,

Под белобрысый ритм медлительного дня

Пространней ваших лир и крепче алкоголя

Любовной горечи пузырится квашня.

Молнистый зев небес, и тулово тугое

Смерча, и трепет зорь, взволнованных под стать

Голубкам вспугнутым, и многое другое

Я видывал, о чем лишь грезите мечтать!

Зиял мистическими ужасами полный

Лик солнца низкого, косясь по вечерам

Окоченелыми лучищами на волны.

Как на зыбучий хор актеров древних драм.

Мне снилась, зелена, ночь в снежных покрывалах

За желто-голубым восстанием от сна

Певучих фосфоров и соков небывалых

В морях, где в очи волн вцелована луна.

Следил я месяца, как очумелым хлевом

Прибой в истерике скакал на приступ скал,

Едва ли удалось бы и Мариям-девам

Стопами светлыми умять морской оскал.

А знаете ли вы, на что она похожа,

Немыслимость Флорид, где с кожей дикарей

Сцвелись глаза пантер и радуги, как вожжи

На сизых скакунах под горизонт морей!

Я чуял гниль болот, брожение камышье

Тех вершей, где живьем Левиафан гниет,

И видел в оке бурь бельмастые затишья

И даль, где звездопад нырял в водоворот.

Льды, перлы волн и солнц, жуть н_а_ мель сесть в затоне,

Где змей морских грызут клопы морские так,

Что эти змеи зуд мрачнейших благовоний,

Ласкаясь, вьют вокруг коряжин-раскоряк.

А до чего бы рад я показать ребятам

Дорад, певучих рыб и золотых шнырей

Там несказанный вихрь цветочным ароматом

Благословлял мои срыванья с якорей!

Своими стонами мне услащала качку

Великомученица полюсов и зон

Даль океанская, чьих зорь вдыхал горячку

Я, точно женщина, коленопреклонен,

Когда крикливых птиц, птиц белоглазых ссоры,

Их гуано и сор вздымались мне по грудь

И все утопленники сквозь мои распоры

Шли взад пятки в меня на кубрике вздремнуть!

Но я корабль, беглец из бухт зеленохвостых

В эфир превыше птиц, чтоб, мне подав концы,

Не выудили мой водою пьяный остов

Ни мониторы, ни ганзейские купцы,

Я вольный, дымчатый, туманно-фиолетов,

Я скребший кручи туч, с чьих красных амбразур

Свисают лакомства отрадны для поэтов

Солнц лишаи и зорь сопливая лазурь,

Я в электрические лунные кривули,

Как щепка вверженный, когда неслась за мной

Гиппопотамов тьма, а грозные Июли

Дубасили небес ультрамарин взрывной,

Я за сто миль беглец от изрыганий бурных,

Где с Бегемотом блуд толстяк Мальстром творил,

Влекусь я, вечный ткач недвижностей лазурных,

К Европе, к старине резных ее перил!

Я, знавший магнетизм архипелагов звездных,

Безумием небес открытых для пловцов!

Самоизгнанницей, не в тех ли безднах грозных

Спишь, Бодрость будущая, сонм златых птенцов!

Но, впрочем, хватит слез! Терзают душу зори.

Ужасна желчь всех лун, горька всех солнц мездра!

Опойно вспучен я любовью цепкой к морю.

О, пусть мой лопнет киль! Ко дну идти пора.

И если уж вода Европы привлекает,

То холодна, черна, в проломах мостовой,

Где грустное дитя, присев на корточки, пускает,

Как майских мотыльков, кораблик хрупкий свой.

О волны, тонущий в истоме ваших стонов,

Я ль обгоню купцов-хлопкоторговцев здесь,

Где под ужасными глазищами понтонов

Огней и вымпелов невыносима спесь!

Имеется еще перевод А. Бердникова.

XLII. Гласные

Впервые этот, в свое время знаменитейший, сонет Рембо также был напечатан без ведома автора Верленом в "Лютэс" за 5-12 октября 1883 г. и затем в книге Верлена "Проклятые поэты" (1884).

До публикации в 1927 г. автографа в "рукописи Эмиля Блемона" единственным источником была копия Верлена, содержавшая небольшие ошибки и отдельные неясности.

Текст сонета вызвал огромное количество комментариев и специальные исследования, потому что он представлялся подходящим для символистского истолкования творчества Рембо.

Несмотря на известные слова Верлена: "Я-то знал Рембо и понимаю, что ему было в высшей степени наплевать, красного или зеленого цвета А. Он его видел таким, и только в этом все дело" (Р - 54, р. 682),большинство интерпретаторов усматривало в сонете Рембо развитие мысли Бодлера, высказанной им в "Салоне 1846 года", а затем в знаменитом сонете "Цветов Зла" - "Соответствия", об аналогии, связывающей цвета, звуки и запахи. Такой поэтической идее на разных Этапах развития физики отвечали научные рассуждения, распространившиеся во Франции еще со времени выхода книги Вольтера "Начала ньютоновской философии в общедоступном изложении" (1738) и работы отца Кастеля "Оптика цвета" (1740). После Рембо особый этап развития цветовой лирики поэзии был связан с идеями композитора А. Н. Скрябина.