Артюр Рембо - Стихи (3)

Среди листвы, солнцем златящийся,

В молодой оправе живых изумрудов,

Где расцвеченный цветами, томящийся,

Спит поцелуи узорной причудой,

Фавн распаленный поводит глазами,

Буро-кровавый, как старое вино,

И, красные цветы кусая зубами,

Морщит губы улыбкой сквозь веток венок.

Вот он, как белка, исчез проворный,

И смех его искрится в каждом листе,

И веришь, вздрогнув в тревоге невольной,

Поцелую, скрытому в лесной дремоте.

Перевод Н. Банникова:

Где ветви, словно облако резное,

Сквозь золото резьбы, среди купав,

Где, цепенея в тишине и зное,

Спит поцелуй на гибких стеблях трав,

Просунул рожки фавн, кося глазами,

Как старое вино, шафранно-ал,

И, рот набив багряными цветами,

Он выпрямился и захохотал.

Потом он, будто белка, мигом скрылся,

Звенящим хохотом тревожа лес,

А поцелуй, что в тишине таился,

Спугнул снегирь и тотчас сам исчез.

XXV. Сидящие

Впервые напечатано без ведома автора в "Лютэс" за 12-19 октября 1883 г. и в книге Поля Верлена "Пр_о_клятые поэты" (1884).

Так же как и предыдущее, сохранено Верленом и печатается но его копии, написанной, видимо, по памяти.

В "Пр_о_клятых поэтах" Верлен рассказал как бы внешнюю историю этого зловещего шедевра: шарлевильских библиотекарей, и особенно главного библиотекаря, донимали просьбы школяра Рембо, выписывавшего десятками редкие и старинные книги. Верлен не ставил себе цель раскрыть символический смысл неистово-злобного стихотворения Рембо, но у него вырвалось подсказанное текстом или беседами с Рембо ключевое определение главного библиотекаря "отличный бюрократ".

Для понимания гневного пафоса стихотворения в его символике и во временной перспективе, обращенной к XX в., многое дает стих 40, где говорится о "fiers bureaux" (о "конторах важных").

Сила пафоса ненависти Рембо ведет к словотворчеству: под пером его возникают гротескные неологизмы, соответствующие основной метафоре сочетания сидней с сиденьями.

Другие переводы - А. Гатова и В. Парнаха.

Перевод А. Гатова (под заголовком "Заседатели"):

Черны, как опухоли; синь и зелень дуг

Вокруг их век; дрожат, и пальцы в бедра врыты.

И черепа у них с налетом смутных мук,

Как прокаженные кладбищенские плиты.

В эпилептической любви их костяки

Вобрали стульев их огромные скелеты.

Рахит поджатых ног и перегар тоски

Пред адвокатами в упор зимой и летом.

Их кожа лоснится - хрустящий коленкор.

Сиденья и они срослись в один орнамент.

За окнами к весне оттаивает двор,

И трепет этих жаб взорвался волдырями.

В коричневых штанах, на стульях, - и углы

Соломы с добротой к зазубринам их чресел.

Душа погасших солнц - в бессилии золы,

В соломе выжженной - зерно, и колос весел.

К коленным чашечкам - зубами, и под стул

Уходят пальцы их - бравурный марш с трубою.

И баркаролы гул их вены захлестнул,

И страсть морочит качкой боковою.

О, не подняться 6 им! Они встают, рыча,

И это гибель, кораблекрушенье.

С кошачьей ловкостью жестокость палача,

И панталоны их вздувает при движенье.

Вы слушаете их, и жажды кипяток

Ударить о стену башками их, плешивых,

Сшибить стремительно с кривых звериных ног.

Их пуговицы в ряд, как злость зрачков фальшивых.

Зрачки процеживают вечно черный яд,

Рукой невидимой убийство шлют вдогонку.

Посмотрят, и глаза избитых псов слезят,

И жарко вам, попав в кровавую воронку.

Садятся - снова грязных строй манжет.

Их подняли, расстроили их, чтобы

Нарушить желез их многочасовый бред,

Когда, как виноград, качаются их зобы.

И вновь на веки им спустил забрала сон.

На кулаки мечта кладет их подбородки,

Туркочет про любовь, и все они вдогон

Приклеиваются слюной к своей находке...

Цветы чернильные и брызги запятых

Подобны пестикам, их в лихорадку бросив

Под сонный зуд стрекоз зелено-золотых...

- И пол их взводят острия колосьев.

Перевод В. Парнаха:

Рябые, серые; зелеными кругами

Тупые буркалы у них обведены;

Вся голова в буграх, исходит лишаями,

Как прокаженное цветение стены;

Скелету черному соломенного стула

Они привили свой чудовищный костяк;

Припадочная страсть к Сиденью их пригнула,

С кривыми прутьями они вступают в брак.

Со стульями они вовек нерасторжимы.

Подставив лысину под розовый закат,

Они глядят в окно, где увядав зимы,

И мелкой дрожью жаб мучительно дрожат.

И милостивы к ним Сидения; покорна