Самуил Киссин - Легкое бремя

Путем замещения эпитетов он создал своего «ветхого рыболова». А строки Пушкина из стихотворения «Краев чужих неопытный любитель…» (1817):

в «Элегии» Ходасевича преобразовались в строки:

Так соединял он лицейские стихи и позднего Пушкина, но всегда — это плод изучения, дотошного знания.

Муни важен посыл, мысль, прозвучавшая у Пушкина в стихотворении «Поэт» (1827):

Или в стихотворении «19 октября» (1825):

Муни подхватывает, передает музыкальную тональность, звук: «заброшенной — холодных — неверном — разорванные — стон», — вот это слово: унылый стон, хотя порой узнаются мотивы и строки иных произведений Пушкина: «Не дай мне бог сойти с ума…», «Пира во время чумы».

«Листьев широких качанье…» — Автограф в красной книжке. Без эпиграфов. Сохранилась и авторизованная машинопись с двумя эпиграфами из стихов Валерия Брюсова: 1-й — концовка стихотворения «На два голоса» (1905); 2-й — из стихотворения «Творчество» (1895).

Это стихотворение, также, как и другие — «Как уютно на мягком диване» и «Ты в зимний вечер ждешь меня покорно…» следует датировать 1909 годом — временем женитьбы на Л. Я. Брюсовой: вхождение в семейный круг Брюсовых вызвало пристальное внимание к стихам Валерия Брюсова.

«Ты в зимний вечер ждешь меня покорно…» — ТБ. Автограф — в красной книжке, где стихотворение помещено в раздел «Женское» и начинается как монолог женщины: «Я в зимний вечер жду тебя покорно…»

В последней строфе иной вариант 2-й строки: «При бледных вспышках ламповых мерцаний».

Латании — комнатные цветы, запечатленные в стихотворении Валерия Брюсова «Творчество», ставшем знаковым для символистов. В. Ходасевич «расшифровал» его в рецензии на книгу В. Брюсова «Juvenilia». Позже, вспоминая дом Брюсовых на Цветном бульваре, он писал: «Полукруглые печи примыкали к аркам. В кафелях печей отражались лапчатые тени больших латаний и синева окон. Эти латании, печи, и окна дают реальную расшифровку одного из ранних брюсовских стихотворений, в свое время провозглашенного верхом бессмыслицы: «Тень не созданных созданий…» (очерк «Брюсов» в «Некрополе»),

Трактовка Ходасевича была столь убедительна и удачна, что по прошествии лет Александру Брюсову, который в 60-е годы писал воспоминания о брате, показалось, что он был свидетелем создания стихотворения: «Отчетливо помню, как однажды сидел я на диване в гостиной нашей квартиры на Цветном бульваре. Дело было поздно вечером. Полная луна светила через окна, ничем не завешанные, уставленные цветами. Почти против них находилась белая кафельная печь. На ней под лунным светом дрожали тени больших листьев цветов. С улицы доносился стук извозчичьих пролеток, катившихся по булыжной мостовой.

Валерий, не обращая на меня внимания, — для него я был еще ребенком, — расхаживал по комнате и громко скандировал что-то. И когда впоследствии я прочитал его стихи, которые — как писал Венгеров, — “едва ли можно считать непосредственным актом творчества”:

в моей памяти с необычайной ясностью воскресла картина, только что рассказанная, и стихи Валерия показались мне вполне “реальными”» (Брюсов А. Я. Литературные воспоминания // Север. Петрозаводск. 1965. № 4. С. 128. Для советского читателя стихотворение так и осталось «верхом бессмыслицы»: в журнале напечатали «Тень не сознанных созданий…»).

«В улыбке Ваших губ скептической и нежной…» — Кривое зеркало. 1910. № 23. С. 10. Подпись: С. Киссин. В этом журнале опубликованы стихотворения Ходасевича — в 1909 г.: «Закат» (№ 14)1 «В тихом сердце — едкий пепел» («Искушение» — № 17); в 1910 г.: «Прощание» (№ 25), «Девушке утром (В альбом ***)» — № 27).