Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.I - Стиховорения и поэмы

Прислужник-раб, что подрезал
Царю власы мечом, случайно
Про уши длинные прознал,
И близится необычайный финал…
Боялся жалкий раб
Доверить тайну царской дворне,
На язычок же был он слаб, —
Общеизвестны рабьи корни!

И сделал так он: у ручья
Он вырыл ямку; в ночь глухую
Склонился к ней, в нее шепча
Про тайну царскую лихую.
Поднялся шелковый тростник,
И через год он стае птичьей
Поведал то, что царь-старик
Берег, как дева клад девичий.

Так сын Латоны Аполлон
Был отомщен в своей обиде,
О том поведал нам сквозь сон
Тысячелетний — сам Овидий.
И царь Мидас — он лишь клише,
Что вечной краскою не стынет…
Читатель, мало ли ушей
Ослиных видим и поныне?

Говорит редактор важно:
«Новогодний бы стишок!»
За перо берусь отважно:
Раз в году — велик грешок!

Новогодние бокалы,
Гром музыки, серпантин,
Блеск какой-то дивной залы…
Много ль зал таких, Харбин?

Ничего!.. Валяю дальше…
Подает тебе коктейль
Дочка бывшей генеральши…
Рифмы: трель, капель, форель…

Трель так трель. Узывны скрипки.
Декольте и веера.
Тосты. Томные улыбки.
Чье-то пьяное «ура»…

С новым счастьем! С Годом Новым!
Пожеланий не жалей.
Но, как год назад, с Серовым
Гнется та же Манжелей.

Да, всё то же, то же, то же,
Как и десять лет назад.
Те же слуги, те же рожи,
То же пиво и салат.

Жизнь ушла, как светоч малый —
Как далеко до него!..
С новым счастьем? Что ж, пожалуй,
Если верите в него.

— С Новым Годом! — глаза в глаза.
— С новым счастьем! — уста в уста.
Жизнь проста.

День за днем и за годом год.
А за ними века ползут.
Так в медлительный ледоход
Льды идут.

Участь наша — в реке времен
Таять так же, как эти льды:
Исчезать от своей беды.

Лишь движения тихий звон,
Звон медлительный похорон.
Да ладья. На ладье — Харон.

Но об этом не думай, друг,
Эти мысли — как злой недуг,
Как заломленность в муке рук.

Ведь у нас есть с тобой вино, —
Пусть обманывает нас оно.
Вот стакан… у стакана дно.

Пей до дна! Не твоя вина,
Что судьба без вина темна.

— С Новым Годом! — глаза в глаза.
— С новым счастьем! — вся сладость уст.
Что гремит впереди? Гроза?..
— Пусть!

Я люблю, поднявшись рано,
В глубине поймать сазана,
Но зачем ты мне, сазан?
Возвращу тебе свободу,
В голубую брошу воду,
Взвейся, солнцем осиян…

Без добычи сердце радо,
И без доблестей отрада —
Вышина и тишина
Голубой сторожкой рани,
И душа, подобно лани,
Струнно насторожена.

Где границы этой дали?
Голубые дымки встали
И уводят дальше даль,
За просторы за большие,
До тебя, моя Россия,
До тебя, моя печаль!

Но и ты, печаль, напевна,
Но и ты, печаль, царевна, —
Всё на свете — пустяки.
Термос. Чай горячий с ромом.
Эта лодка стала домом.
Лодка — дом. Душа — стихи.

Вода и небо. Море и песок.
Как музыкален плеск волны ленивой,
Струящейся на шелковый песок,
Аквамариновой, неторопливой!..
Но почему стал томным голосок?
Что ищете, печальная, вдали вы?
Песок и море. Поддень так высок.
Кого ты ждешь на берегу, Верок?

Быть может, парус — тот, что вдалеке
Повис крылом, сияющим в лазури, —
Примчит тебе, забывшейся в тоске,
Сердечные, живительные бури?
Они пойдут мальчишеской фигуре
И энергичной маленькой руке…
Но лобик твой надменно бровки хмурит:
Все эти бури — только признак… дури.

О’кэй, не спорю. Бури — чепуха.
Куда приятней безмятежность штиля.
О бурях я сболтнул лишь для стиха,
Для старой рифмы и еще для стиля:
Поэт всегда немножко простофиля…
Вы усмехаетесь с надменным: «Ха!»
И я смущен… Простор, за милей миля,
Вам шепчет имя нежное Эмиля…

Кто сей счастливец? Он меня поверг
В свирепую, отчаянную зависть…
Он всех достоинств пышный фейерверк?
Он вас влюбил, не благородством ль нравясь
Своих манер, и мир для вас померк?
Вот где тоски стремительная завязь?
Но ваш ответ все домыслы отверг:
«Эмиль в Шанхае… Он — француз и клерк».