Исмаил Кадарэ - Лирика

Наконец я покинул город родной,
мой город с улочками кривыми.
Позади остался детства мир озорной…
Дом с моими мечтами как будто вымер.
Я в него не вернусь — никогда, ни за что!
Впереди бульвары, и тротуары,
и шоссе, ложащиеся под авто.
Прощай, моя первая молодость,
юных мечтаний земля!

Я знаю, в старой моей ночлежке
сейчас неуютно и холодно.
Ветер, под окнами заунывно скуля,
табличку перевернул.
Отныне слово «закрыто» смотрит с дверей.
Я сердце, как парус большой, распахнул —
и влился в него могучего ветра поток,
это ветер любви и веры
в маленькую мою отчизну…
Он понес мой парусник
к берегу новой эры —
к Коммунизму.

Из первых привязанностей моих
привязанность к родине живее других.

Рано землю родную я полюбил,
рано песням меня обучил народ…
«За родину, за родину, не жалея сил!
За родину, мужчины, за родину вперед!..»

Под мелодию гимна
кровь ручьями текла из ран…
Нам говорили: «Албания призвана
захватить территории соседних стран».
Школа ненависть прививала к ним.
(В детстве мне чудились горны, ревущие гимн,
знамена средь взрывов и смерти шальной,
я сам, покрытый ужасными ранами,
и красавица, плачущая надо мной…
И в песне слова не казались странными:
«За родину, за родину, не жалея сил!
За родину, мужчины, за родину вперед!..»)

И другую песню я в сердце носил —
вот:
«Бог Албании дал
лишние горы и бури,
лишние горы и бури
дал Албании бог.
Но если придет он опять
в суровый наш уголок,
чтоб нашей Албании дать
новые бури и горы,
пусть лучше покинет бог
суровый наш уголок!
С албанцами драться трудно.
Оставь нас в покое, бог!»

Мой край
бесконечно зеленый,
омытый туманами цвета лазури…
Крепостные валы и могилы…
Самое синее небо над отчизной моей!
Над Адриатикой, самой синей
из всех морей,
самые мятежные бури!

На этих серебряных берегах,
у подножья горных цепей,
тысячелетья назад мечей раздавался звон —
здесь с Цезарем грозным сражался Помпей…
Здесь летние каникулы проводил Цицерон…

Классический берег, глядящий торжественно на море.
Здесь солнце веками играет на мраморе…
Здесь в тавернах, угрюмых и старых,
стоявших на берегу,
гладиатор вино наливал товарищу —
завтрашнему врагу.
Здесь в ночи договаривались корсары…

Здесь Тзута — отчизны горных орлов
гордая королева —
отправляла восвояси
надменных римских послов.
Здесь в облаках пыли и дыма,
исполненные обиды и гнева,
шли легионы могучего Рима.
И прадеды отступали,
катились — волна за волной.
бледные от потерянной крови,
красные от пролившейся крови,
умирая за край родной!

С кем только албанцы не воевали!
Кого они только не атаковали!
Ведь им угрожали со всех сторон!
Но кто сумел покорить их —
один миллион?
Ведь их всего один миллион!
Но это — один миллион!..

Хотели отнять у Албании
лишние бури и горы,
лишнюю ее лазурь.
Но Албания их не отдаст:
в груди у албанца — родные просторы,
частица гор и частица бурь.

Камни копни в родимом краю —
древнюю статую или могилу отроешь под ними…
Перед реликвиями двухтысячелетними
двадцатилетний стою.

Родина, дорогая и вечная,
жизнь моя, по сравненью с твоей,
коротка.
Но если ты, бесконечная,
попросишь ее у меня —
я тебе подарю ее наверняка!
Умереть за тебя, за твое великое дело
это значит остаться в живых на века!

Мы седеем, чтоб ты не седела,
чтоб не горбилась ты,
продолжая в грядущее путь,
чтобы пули и сабли
в твою не вонзались грудь.

О, немало шрамов и ран
на теле твоем!
Стрелы римлян ржавеют в теле твоем
янычара кривой ятаган,
графов знатных гербы
и фабрик эмблемы…
Не один над тобой измывался тиран!

Но тело твое поглотило
и стрелы, и танки
с эмблемами страшными.
Ты снова цветешь, моя родина,
под небесами синими нашими!
Пролегла ты от альпийских лугов
до адриатической синей воды,
где Тирана раскинулась садом,
где мрамор слепит глаза,
где с древними памятниками рядом
застыли труб заводских ряды,
где мимо древних дворцов и башен
проносятся скорые поезда…

Когда ночь касается плоскогорий и пашен,
когда на скатах Земли
огни зажигают огромные города —
где-то там, в европейской дали,
влажный платок тумана опускает ласковый вечер
на албанских гор каменистые плечи…