Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I

Любострастье — и строфы и строки —
Расцветает необорный ветер —
Любострастье, и около ока
Морщины светлейшие в свете.

Одиночество Федры и память
По ладоням стекает в ладони.
Нестерпимые волосы — пламя
Любовной и дымной погони.

Неотступней бессонницы — Федра.
Неотступнее стужи и строже
И стремительней дикого ветра
Разгневанное теменью ложе.

Федра!

Не предам и никогда не выдам
Бренному бездолию валов
Твое цветение садов,
Непомерная Атлантида.

Тебе ль страшны пустыни голоса,
Тоска кочующих созвездий.
Прими, как нежность, мертвое возмездье
И подводные небеса.

Тебе подвластна медленная бездна
Нагромождающихся дней,
Первоцветенье всех огней, —
И разве сердце сердцу бесполезно?

В своем молчании таи
Избыток страстного покоя.
Пусть людям отойдет людское,
Слиняет мир, как кожа у змеи.

Храни и слушай водорослей голос.
Подводные ты чувствуешь ветра?
О неповторная пора, —
Не здесь ли счастьем сердце раскололось?

Рукоплескай, Атлантика! Коррида
Валов твоих — и бешен бой.
Во сколько раз бессмертнее покой,
Твое цветенье, Атлантида!

Франческа, помнишь, геральдической пылью
Пахли страницы и падал день.
И падали сквозные крылья,
Сквозные веера, и пахла тень.

Франческа, плен, плечо и плаха,
Неодолимый Дантов круг.
Но и теперь, сильнее страха,
Первоцветенье тленных рук.

Горючий снег и перепуганные губы.
Летучий свет — наш светозарный лёт.
И никогда не схлынет в убыль
Сияющий и любострастный гнет.

И в мире нет имени неопалимей
И неприступнее нет —
Франческа да Римини,
Свет!

I

Городовой тасует карты —
За обшлагом — приблудный туз,
И незаконного азарта,
И шулерства — святой союз.

Февральским медленным дыханьем
И нежным снегом воздух сыт.
Топорщатся живым сияньем
Заиндевелые усы.

К нему слетает муза смерти
И с ним о Боге говорит,
А он червонный прикуп вертит
И пламенем земным горит.

Дыханье затаило время,
Как человек перед прыжком,
И оступившаяся темень
Кричит и падает ничком —

А там, вверху, в окне чердачном
Рассвета равнодушно ждет,
С трудом прикинувшись невзрачным,
Большой толковый пулемет.

>>

Солдат окурок потерял,
Солдат ругаться не устанет,
Не видит он — под ним провал
И в том провале — даже дна нет.

Он шарит пальцами в снегу,
А ночь все шире, шире, шире,
Еще на этом берегу,
Еще в привычном, здешнем мире.

Вблизи — всего лишь в двух шагах —
Земной огонь отсыревает,
Шипит и плачет и впотьмах,
Как белый ангел, умирает.

Скользит, цепляется о воздух,
Как стая ласточек, снежок,
Крутясь на перекрестках звездных,
Ложится ковриком у ног.

И, покидая изголовье,
Суровых Ладожских глубин,
Стекает безглагольной кровью
Нева сквозь тяжкий панцирь льдин.
>>

Окно из мрака вырывает
Струящийся и желтый снег,
И лязгает, и замирает
Вагонный бестолковый бег.

В ночи, жонглируя огнями,
Рукою машет семафор;
Перекликаются свистками
Небесный и земной простор;

И дымным шлейфом зацепляясь
О телеграфные столбы,
Кочует поезд, извиваясь,
В бессонных поисках судьбы.

И снова в Дно и в Бологое
Попеременно бьет пурга,
И небо, как отвар густое,
Роняет черные снега.

Опять сменяют паровозы,
Клубится шлейфом пар, и вновь
В ночи стеклянные морозы
Сжимают царственную кровь.
>>

Не спится сторожу никак —
Он бродит вдоль по коридорам.
Дорогу уступает мрак
Блуждающей свече с позором,

И, устыдившись, за спиной
Опять смыкается, нетленный,
И вновь музейной тишиной
И тьмой насыщен воздух пленный.

Здесь осторожен каждый звук.
Нежней дыханья спящих статуй
Скользит по голой бронзе рук
Струею отблеск лиловатый.