Юджин Ли-Гамильтон: Воображенные сонеты (сборник)

Готовятся финальные бега:
Коней подводят для благословенья,
Следит толпа, придирчиво-строга,
Как шествует берберский жеребец;
На чепраке злаченое тисненье,
Коленопреклоненные моленья
Под громкий стук восторженных сердец
О том, чтоб славу вырвать у врага
И выиграть финальные бега.

Сиены площадь — ныне ипподром;
На ней гербов и стягов пантомима;
И рев толпы взмывает над крестом,
А реву вторит колокольный звон;
Похожая на чашу пилигрима,
Она своим величием сравнима
С могучим Колизеем; и смешон
Любой, кто смеет усомнится в том,
Сколь славен древний этот ипподром.

Но для начала — праздничный парад,
На солнце реют пышные знамена;
Пажи ведут коней под гром рулад,
И блеск щитов, и пестрота попон;
И капитаны каждого района
Ведут отряд под дудки и тромбоны;
Пантера — прошлых скачек чемпион —
Чеканит гордый шаг, и каждый рад
Воздать ей честь, пока идет парад.

Знаменоносцы, все до одного,
Вышагивают с яркими гербами,
Великое являя мастерство:
Бросают флаги в воздух, а потом
Подхватывают ловкими руками;
Вот ратуша, одетая шелками,
И к ней людской подкатывает ком;
Встречает городское торжество
Совет коммуны, все до одного.

Вот катится повозка-исполин,
Волами белоснежными влекома;
Она несет штандарт былых годин,
Республики Сиенской гордый знак,
И Мартинеллы звон подобен грому,
С ним хитрая Флоренция знакома —
Он плыл над ревом яростных атак.
И вьется, словно прошлого помин,
С волчицей смелой знамя-исполин.

Те, кто наряжен в яркие цвета
Пантеры, не выказывает страха.
Сто тысяч прочно заняли места,
Болельщики встречают скакунов,
Что прямо в гонку прянули с размаху:
Сыча, Волну, Жирафа, Черепаху,
Улитки неуступчивых сынов
Или птенцов Орлиного гнезда,
Тех, что одеты в желтые цвета.

Но вот уже пошел последний круг,
И чья-то карта скоро будет бита;
Проворной Черепахи бег упруг,
Потом Пантера вырвалась на миг,
Но рядом с ней процокали копыта,
Ее в финале обошла Улита!
«Улитка!» — раздается общий крик,
И в ореоле снисканных заслуг
Улитка чинно завершает круг.

Сегодня ей пропраздновать всю ночь,
И старикам, сидящим за столами,
Приятно в ступе воду потолочь,
Воспев былые подвиги Улитки;
Но их рассказы тонут в громком гаме,
И факелы над мрачными дворцами
Горят во тьме, как золотые слитки;
На улицах кутеж; унынье, прочь!
Нам спать не доведется в эту ночь.

Над миром Божий гнев плывет
В тени Господних крыл,
И, вздрогнув, замирает тот,
Кто Божьей кары в страхе ждет,
И злое дело скрыл.

Могучий громовой раскат
Раскалывает тьму;
Трясутся горы и дрожат;
Мой слух и мой бессонный взгляд
Покорствуют Ему.

И снова громовой удар;
О чем Твой гнев, Господь?
Зачем Ты шлешь огонь и жар —
Низринуть дуб, могуч и стар,
Иль мачту расколоть?

Твой гнев тревожит выси гор
И глубь подземных стран,
И ропщет, подымая взор,
Немотствовавший до сих пор
Поверженный Титан.

Восходит войско дерзких древ
В небесный окоем —
Ты, строй их сомкнутый презрев,
Излей на них рассветный гнев,
Спали дотла огнем.

Твой грозный глас в теснине скал
Пророкотал и стих;
Он выход ярости искал;
Твой страшен рык и зол оскал
Для робких душ людских.

Над горной цепью, что легла
Вдоль дремлющих полей,
Над морем — распахни крыла,
Побей их градом добела,
И ливнями залей.

О гнев небесный, поспеши,
Презреньем уязвлен;
Проникни в глубь людской души,
Жилища, кровли сокруши,
И мощь зубчатых стен;