Эдмонд Гамильтон: Компьютер по имени Джо (Сборник)

Роботы, компьютеры, умные и могучие машины… Первые их поколения пусть с опозданием, но вступают в нашу жизнь. Основы программирования изучают (хочется верить, не просто «проходят») в школах, и само словосочетание «искусственный интеллект» перестало быть чем-то безусловно фантастическим.

Роботы, в нашем современном понимании, и само слово «робот» в литературе впервые появились в произведениях Карела Чапека. Произошло это знаменательное событие во время работы над пьесой «RUR» в 1920 году (премьера состоялась в 1921). Новые герои очень встревожили культурную публику и лишний раз вызвали недоверие к научно-техническому прогрессу.

Но вообще роботоподобные персонажи заселили материки мировой литературы гораздо раньше.

Когда и как происходило освоение этой темы искусством? Любители фантастики вспомнят, конечно, не только произведения А. Азимова и Ст. Лема. Наверняка кому-нибудь вспомнится «Мятеж машин» В. Брюсова, таинственный гомункулус, страшноватый Голем и прямо-таки ужасный Франкенштейн… Но многие ли поставят в этот ряд, с одной стороны, Каменного гостя и Медного всадника, а с другой — Пиноккио-Буратино и Колобка? А ведь эти существа имеют все основные признаки роботов: созданы искусственно, обладают интеллектом (или, по крайней мере, способностью к действиям по определенной программе), чем-то похожи на людей либо выполняют некоторые человеческие функции…

Получается, что роботы — это не только история развития научно-технических идей, они населяют не только фантастику и литературу об ученых. Тема могущественных машин и искусственного интеллекта берет начало в общем русле человеческой культуры, развивается в этом русле в течение многих столетий и разрабатывается в рамках самых разных ситуаций. Причем эта разработка служит не только и не столько пропаганде научных знаний и взглядов, сколько гуманным целям Большого Искусства.

Есть литературоведческие теории, сторонники которых считают, что в мировой литературе постоянно обыгрывается какое-то ограниченное число типовых сюжетов — от двух-трех десятков до примерно сотни. Конечно, попытки загнать творчество в жесткие рамки классификаций могут показаться не только малосимпатичными, но и бессмысленными — всегда найдется какое-нибудь торжествующее исключение, которое на поверку окажется самым что ни на есть правилом. Однако часто схема, приглушая индивидуальные особенности, позволяет выявить интересные общие закономерности. Попробуем проследить типологию персонажей литературных произведений. За основу возьмем их отношения между собой и с окружающим миром. Соответствующие клеточки в этой типологии займут «друзья» и «враги», «свои» и «чужие», «помогающие» и «мешающие», «благородные безумцы» и «расчетливые негодяи»… А в каждой клеточке — свои образы героев выдающихся произведений литературы, величайшее культурное достояние цивилизации, мощное средство познания духовного мира человека. Из века в век в этой таблице заполняются всё новые и новые строки и столбцы…

И вот — новая научно-техническая революция. В литературе появляются роботы, много роботов, целые полчища сверкающих полированным металлом существ — добрых и злых, земных и инопланетных, разумных и не очень. Выходит, новая действительность породила совершенно новую литературу, а совершенно новая литература — совершенно новых героев?

Такой вывод будет не совсем верным. Ибо если посмотреть на электронное пополнение галереи художественных образов пристальнее, мы разглядим за манипуляторами и магнитными дисками многих старых знакомых, угадаем характеры, разрабатываемые в мировой литературе в течение столетий. Однако диалектика художественного познания мира такова, что эти старые знакомые помогают нам глубже понять проблемы сегодняшние и лучше подготовиться к решению проблем завтрашних, увидеть не только сходство настоящего с прошлым, но и коренные различия между ними, осознать всю остроту ситуации, в которой человечество оказалось сейчас или окажется через несколько лет.