Лирика вагантов в переводах Льва Гинзбурга

для калек и для сирот,
тех, что в день дождливый
палкой гонит от ворот
поп христолюбивый;

для отцветших стариков,
для юнцов цветущих,
для богатых мужиков
и для неимущих,

для судейских и воров,
проклятых веками,
для седых профессоров
с их учениками,

для пропойц и забулдыг,
дрыхнущих в канавах,
для творцов заумных книг,
правых и неправых,

для горбатых и прямых,
сильных и убогих,
для безногих и хромых
и для быстроногих.

Для молящихся глупцов
с их дурацкой верой,
для пропащих молодцов,
тронутых Венерой,

для попов и прихожан,
для детей и старцев,
для венгерцев и славян,
швабов и баварцев.

От монарха самого
до бездомной голи
люди мы, и оттого
все достойны воли,

состраданья и тепла
с целью не напрасной,
а чтоб в мире жизнь была
истинно прекрасной.

Верен богу наш союз
без богослужений,
с сердца сбрасывая груз
тьмы и унижений.

Хочешь к всенощной пойти,
чтоб спастись от скверны?
Но при этом, по пути,
не минуй таверны.

Свечи яркие горят,
дуют музыканты:
то свершают свой обряд
вольные ваганты.

Стены ходят ходуном,
пробки — вон из бочек!
Хорошо запить вином
лакомый кусочек!

Жизнь на свете хороша,
коль душа свободна,
а свободная душа
господу угодна.

Не прогневайся, господь!
Это справедливо,
чтобы немощную плоть
укрепляло пиво.

Но до гробовой доски
в ордене вагантов
презирают щегольски
разодетых франтов.

Не помеха драный плащ,
чтоб пленять красоток,
а иной плясун блестящ
даже без подметок.

К тем, кто бос, и к тем, кто гол,
будем благосклонны:
на двоих — один камзол,
даже панталоны!

Но какая благодать,
не жалея денег,
другу милому отдать
свой последний пфенниг!

Пусть пропьет и пусть проест,
пусть продует в кости!
Воспретил наш манифест
проявленья злости.

В сотни дружеских сердец
верность мы вселяем,
ибо козлищ от овец
мы не отделяем.

Я — кочующий школяр…
На меня судьбина
свой обрушила удар,
что твоя дубина.

Не для суетной тщеты,
не для развлеченья
из-за горькой нищеты
бросил я ученье.

На осеннем холоду,
лихорадкой мучим,
в драном плащике бреду
под дождем колючим.

В церковь хлынула толпа,
долго длится месса.
Только слушаю попа
я без интереса.

К милосердию аббат
паству призывает,
а его бездомный брат
зябнет, изнывает.

Подари, святой отец,
мне свою сутану,
и тогда я наконец
мерзнуть перестану.

А за душеньку твою
я поставлю свечку,
чтоб господь тебе в раю
подыскал местечко.

Ну, здравствуй, дорогое лето!
Ты пышной зеленью одето.
Пестреют на поле цветы
необычной красоты,
и целый день в лесу тенистом
я внемлю птичьим пересвистам.

Из-за леса, из-за гор
свет весенний хлынул,
словно кто-то створки штор
на небе раздвинул.

Затрещал на речке лед,
зазвенело поле:
но земле весна идет
в светлом ореоле.

Выходи же стар и млад,
песню пой на новый лад,
пляши до упаду!

Лишь угрюмая зима
убралась отсюда,
вспыхнул свет, исчезла тьма,
совершилось чудо.

Вновь весна устелет двор
лепестками вишен,
и влюбленных разговор
всюду станет слышен.

Выходи же, стар и млад,
песню пой на новый лад,
пляши до упаду!

О, как долго, о, как зло
в стужу сердце ныло,
а желанное тепло
все не приходило.

И тогда весны гонец
постучал к нам в дверцу,
дав согреться наконец
стынущему сердцу.

Выходи же, стар и млад,
песню пой на новый лад,
пляши до упаду!

Упоителен разлив
соловьиной трели,
зелень трав, раздолье нив,
синь морской купели,