Николай Рубцов - Я тебя целовал…

В твоих глазах
не моментальное —
Сплошное что-то ненормальное.
И что-то в них религиозное…
А я – созданье несерьезное!
Сижу себе за грешным вермутом,
Молчу, усталость симулирую, —
В каком году стрелялся Лермонтов?
Я на вопрос не реагирую!
Пойми, пойми мою уклончивость, —
Что мне любви твоей не хочется!
Хочу, чтоб все скорее кончилось,
Хочу, но разве это кончится!
В твоих глазах
не моментальное —
Сплошное что-то ненормальное.
Святая, дикая, безгрешная
Одна любовь! Любовь кромешная!

Я забыл, что такое любовь.
Не любил я, а просто трепался.
Сколько выпалил клятвенных слов!
И не помнил, когда просыпался.
Но однажды, прижатый к стене
Безобразьем, идущим по следу,
Словно филин, я вскрикну во сне,
И проснусь, и уйду, и уеду,
И пойду, выбиваясь из сил,
В тихий дом, занесенный метелью,
В дом, которому я изменил
И отдался тоске и похмелью…
Поздно ночью откроется дверь.
– Бес там, что ли, кого-то попутал?
У порога я встану, как зверь,
Захотевший любви и уюта.
Побледнеет и скажет: – Уйди!
Наша дружба теперь позади!
Ничего для тебя я не значу!
Уходи! Не гляди, что я плачу!
Ты не стоишь внимательных слов,
От измен ты еще не проспался,
Ты забыл, что такое любовь,
Не любил ты, а просто… трепался!
О, печальное свойство в крови!
Не скажу ей: «Любимая, тише!»,
Я скажу ей: «Ты громче реви!
Что-то плохо сегодня я слышу!»
Все равно не поверит она,
Всем поверит, но мне не поверит,
Как надежда бывает нужна,
Как смертельны бывают потери.
И опять по дороге лесной,
Там, где свадьбы, бывало, летели,
Неприкаянный, мрачный, ночной,
Словно зверь, я уйду по метели…

Затученное,
с прозеленью,
небо,
Во мгле, как декорации, дома,
Асфальт и воздух
пахнут мокрым снегом,
И веет мокрым холодом зима.
Я чувствую себя больным и старым,
И что за дело мне
до разных там
Гуляющих всю ночь по тротуарам
Мне незнакомых девушек и дам!

Вот так же было холодно и сыро,
Сквозил в проулках ветер и рассвет,
Когда она задумчиво спросила:
– Наверное, гордишься, что поэт?
Наивная!
Ей было не представить,
Что не себя, ее хотел прославить,
Что мне для счастья
надо лишь иметь
То, что меня заставило запеть!

И будет вечно веять той зимою,
Как повторяться будет средь зимы
И эта ночь
со слякотью и тьмою,
И горький запах слякоти и тьмы…

Чудный месяц горит над рекою,
Над местами отроческих лет,
И на родине, полной покоя,
Широко разгорается свет…
Этот месяц горит не случайно
На дремотной своей высоте,
Есть какая-то жгучая тайна
В этой русской ночной красоте!
Словно слышится пение хора,
Словно скачут на тройках гонцы,
И в глуши задремавшего бора
Все звенят и звенят бубенцы…

Где осенняя стужа кругом
Вот уж первым ледком прозвенела,
Там любовно над бедным прудом
Драгоценная блещет Венера!

Жил однажды прекрасный поэт,
Да столкнулся с ее красотою, —
И душа, излучавшая свет,
Долго билась с прекрасной звездою.

Но Венеры играющий свет
Засиял при своем приближенье
Так, что бросился в воду поэт
И уплыл за ее отраженьем…

Старый пруд забывает с трудом,
Как боролись прекрасные силы…
Но Венера над бедным прудом
Доведет и меня до могилы!

Ну, так что же! Не все под звездой
Погибают – одни или двое!
Всех, звезда, испытай красотой,
Чтоб узнали, что это такое!..

Где осенняя стужа кругом
Вот уж первым ледком прозвенела,
Там любовно над бедным прудом
Драгоценная блещет Венера!

Жил однажды прекрасный поэт,
Да столкнулся с ее красотою,
И душа, излучавшая свет,
Долго билась с прекрасной звездою.

Но Венеры играющий свет
Так сиял при своем приближенье,
Что звезде покорился поэт
И уплыл за ее отраженьем.

Он уплыл за звездою навек…
Призадумались ивы-старушки,
И о том, как погиб человек,
Горько в сумерках плачут кукушки.

Старый пруд забывает с трудом,
Как боролись прекрасные силы…
Но Венера над бедным прудом
Доведет и меня до могилы!

Столько в небе святой красоты!
Но зачем – не пойму ничего я—
С недоступной своей высоты
Ты, звезда, не даешь мне покоя!