Маргарита Агашина - Бабья доля (сборник)

За окошком лес, мохнатый, древний,
луговой речушки поворот…
В дальней-дальней костромской деревне
девочка Алёнушка живет.

Ходит по деревне – голос звонкий,
и глаза синей, чем небеса,
и, как и положено Алёнке,
тонкая, но всё-таки коса.

Зиму всю с салазками на горках,
а весной гуляет у реки,
топит с дедом баню на задворках,
с бабушкой сажает кабачки.

А когда лесной душистый ветер
донесёт гудок грузовика,
девочка, забыв про всё на свете,
побежит встречать издалека.

Не догнать ни бабушке, ни деду, —
издали за внучкой поглядят.
Подбежит, посмотрит, скажет: – Нету…
И тихонько повернёт назад.

Гасят электричество соседи,
девушки запели за селом…
– Бабушка, а завтра-то приедет? —
спросит вдруг Алёнка перед сном.

Бабушка положит внучку к стенке,
ляжет с краю. – Завтра-то? Должна!
…Мама у Алёнушки студентка,
учится на доктора она.

Закипели капели над краем окна,
потемнели дорожки в лесу:
на деревьях весна и на крышах весна.
А у Кати – весна на носу!

Мне веснушки
у Катюшки
невозможно сосчитать!
Раз веснушка,
два веснушка,
три веснушка,
четыре… пять!

Перед зеркалом Катя сидит полчаса,
трёт и моет веснушчатый нос
и завидует носу лохматого пса,
на весну обижаясь до слез.

А отец у Катюши полярником был.
Он к далёкой зимовке своей
на большом ледоколе два месяца плыл,
он по льдинам за белым медведем ходил
и не раз нападал на моржей.

Звал он Катю в далёкие эти места,
где метёт месяцами пурга,
где полгода над домом стоит темнота,
и весною не тают снега.

И однажды сказала Катюша моя,
что веснушки исчезнуть должны,
и поехала с мамой в такие края,
где совсем не бывает весны!

Письма с Севера ходят по много недель,
я читаю лохматому псу:
там полярная ночь, там и в мае метель,
а у Кати – весна на носу!

Мне веснушки
у Катюшки
невозможно сосчитать!
Раз веснушка,
два веснушка,
три веснушка, четыре… пять!

Много песен есть хороших
о моей родной стране —
о дождях и о порошах,
о зиме и о весне.

То душевнее, то строже,
льются разные, звеня…
А какая мне дороже,
вы спросите у меня!

«Ах, Волга-речка,
не боли, сердечко,
не боли, сердечко,
подскажи словечко!»

Мне словечко подсказали,
намекнули, помогли
и от камерной печали
этой песней увели.

Увели к песчаным косам,
к людям силы и добра,
к тем гудкам звонкоголосым,
запевающим с утра.

Исчезает тишь да гладь…
Ах, Волга-речка,
как спасибо не сказать
за твоё словечко!

И, быть может, песня эта
потому и хороша,
что особо в ней воспета
наша волжская душа…

Вот и март приходит снова,
и на Тракторном – весна!
И опять поёт Смирнова,
вторит ей Бородина…

Встречу вешнюю зарю.
Ах, Волга-речка,
я тебя благодарю
за твоё словечко.

Это здесь была война когда-то.
Бой гремел у каждого двора.
…Улицами города-солдата
с шумом пробегает детвора.

Новые дома, а с ними рядом —
кирпичи обугленной стены.
Родились ребята в сорок пятом
и уже не видели войны.

Им о ней рассказывают деды
и отцы – строители Рынка́,
и большой экран кино «Победа»
старым кинофильмом «Сын полка».

Гаснет свет, и жадными глазами
ребятишки в прошлое глядят.
А оно проходит в темном зале
шагом наступающих солдат,

грохотом далёкого снаряда,
немудрёной песенкой бойца,
силой правды, славой Сталинграда,
орденом и ранами отца.

…Все мальчишки нашего квартала
в этот вечер спорят о кино.
Им, как говорится, дела мало,
что давно на улице темно.

Их сзывают матери с балконов
вековечным криком:
«Спать пора!..»
Где-то у истоков Волго-Дона
притаилось солнце до утра.

Белые акации из сада
подошли к открытому окну…
Крепко спится детям Сталинграда,
лишь в «Победе» видевшим войну.