Маргарита Агашина - Бабья доля (сборник)

Ты тогда вела свои посадки,
я писала очерк про завод —
спецкорреспондент из «Сталинградки»
и районный техник-лесовод.

Было трудно, было хорошо нам,
мы в работе не жалели сил.
Наш канал не только Волгу с Доном —
Он и нас с тобою породнил!

Хорошо, что мы с тобой подруги,
что работа общая у нас…
Галя, в эти мартовские вьюги
вспоминаю о тебе не раз!

Вижу – чёрные твои ресницы
на морозе склеились слезой,
на тебе большие рукавицы,
валенки, подшитые кирзой.

Ветер, снег. Но ты и нынче выйдешь
лес сажать у пристаничных свай…
Если наших девушек увидишь,
от меня привет передавай!

Областной редакции «Победу»
издали узнаю, подбегу —
говорят, что ты вернёшься в среду.
Жаль, что я уеду к четвергу.

Так они и вертятся, недели, —
некогда озябнуть и устать.
На каком-нибудь водоразделе
мы с тобой увидимся опять.

А в пути то холодно, то сыро,
то туман, то звёзды, то луна…
Наша двухбалконная квартира
нам с тобой, пожалуй, не нужна.

Мы в неделю раз туда приедем,
будем вместе день и ночь одну.
Нашим тихим правильным соседям
в эту ночь испортим тишину:

наши гости песню грянут звонко,
кто-то что-то в рюмки разольёт.
Ко всему привыкшая Алёнка
под шумок, одетая, уснет.

Я перенесу её в кроватку,
песню колыбельную спою
про неё, Алёнку-сталинградку,
дочку говорливую мою.

Песню колыбельную простую
я спою о том, как через год
ей, Алёнке, рыбку золотую
папа с Волго-Дона привезёт.

Утром, дочка, «лапкой» помаши нам,
посмотри в окошко и не плачь…
До Чапурников идёт машина,
и уходит поезд на Калач.

Значит, снова встречи и вопросы,
люди, цифры, верная тетрадь,
шлюзы, экскаваторы, откосы…
Некогда озябнуть и устать!

От морозов и вьюг
леденела земля,
ветер к самой земле
пригибал тополя.

Буксовали трамваи
в тяжёлом снегу,
люди шли, проклиная
февраль и пургу.

В этот зимний февральский
заснеженный день
на аллее Героев
сажали сирень.

На застывшие корни
послушно легли
комья плотного снега
и мёрзлой земли.

Но не верилось мне, —
да и только ли мне? —
чтобы эта сирень
ожила по весне.

А сегодня – весна!
Оживают сады,
проплывают по Волге
последние льды;

на базаре старик
продаёт семена,
и мальчишки играют
в футбол дотемна.

У сирени,
посаженной в феврале,
отогрелась душа
на апрельском тепле.

Сколько за день людей
по аллее пройдут!
…Может, кто-то из них
остановится тут

и подумает то же,
что думаю я:
вот на этой земле
умирали друзья,

молодые, простые,
как я и как ты…
Они так же любили
жизнь и цветы.

Зима на Волгу льдами двинулась,
пошла от Красной Слободы.
А возле города раскинулась
свинцовой полосой воды.

Кипят-летят барашки белые —
не унимаются ветра.
И день, и ночь, обледенелые
снуют по Волге катера.

Зима всё ближе, всё заметнее.
Играют школьники в снежки.
А здесь, над Волгой, словно летние,
басят буксирные гудки.

Стеклянные бусы на ветках сосновых,
хлопушки, шары, пестрота конфетти.
Мальчонка в оранжевых валенках новых
не может никак от окна отойти.

И мама, пожалуй, забыла о сыне:
почти что не дышит и смотрит она,
как в ватных сугробах на светлой витрине
стоит сталинградская ёлка – сосна.

Встать у ёлки, подумать о многом,
на сто лет загадать наперёд…
Этой ночью по нашим дорогам
старый год торопливо пройдёт.

Он пройдёт по аллее Героев,
выйдет к Волге, посмотрит во тьму.
Золотые огни Гидростроя
подмигнут на прощанье ему.

И пойдёт он по чистым порошам,
по сверкающим глыбинам льда…
Я о чем-нибудь очень хорошем
в эту ночь вспоминаю всегда.

И становятся рядом со мною
люди, книги, дороги, дела —
всё мое, всё такое родное,
без чего мне и жизнь не мила.