Маргарита Агашина - Бабья доля (сборник)

Но опять – от края и до края —
Встал народ за Родину стеной,
Не в стихах, а в битвах повторяя быль,
сейчас рассказанную мной.

Он, как мы, снесёт бои и беды
и поднимет на руки сирот.
И корейский мальчик в День Победы
к гимнастёрке воина прильнёт.

Я сына уложу сегодня рано,
не зажигая в комнате огня.
И далеко, за краем океана,
ты будешь слушать в этот час меня.

Поправит распустившиеся прядки
твоя простая тёплая рука.
Ты, может быть, наклонишься к кроватке,
посмотришь на уснувшего сынка.

Закрутишь нервно пуговку на блузке,
начнёшь платок к ресницам прижимать.
И ничего, что я пишу по-русски:
ты всё равно должна меня понять.

Твой муж летит над городом Либава,
под ним – чужая мирная страна.
На это слово я имею право
затем, что я – такая – не одна.

Пускай оно несётся, слово это,
за сотни гор, за тысячи морей.

Его во всех частях и странах света
услышат миллионы матерей.

Пойми его, моё простое слово:
мы не боимся, мы закалены.
Мы защищать своих детей готовы.
Но ты пойми: мы не хотим войны!

Мы не хотим, чтобы на поле боя
опять шагали тысячи бойцов,
чтоб стало чёрным небо голубое,
а дети оставались без отцов.

Ты тоже мать. Так встань же вместе с нами,
прижми ребенка своего к груди.
Ты не одна! Нас много – погляди:
в Москве, в Корее, в Лондоне, Вьетнаме.

Ты не одна – нас много в этой схватке
за то, чтоб мир – народам всей земли,
чтоб сын твой тихо спал в своей кроватке
и делал из бумаги корабли.

Чтоб солнце, подымаясь на рассвете,
росою засверкало по траве.
Чтобы смеялись, пели, жили дети
В Америке, в Корее и в Москве.

Над станцией откосами
развеялась пурга,
сугробом – над колёсами
упрямые снега.

А ветру непутёвому
легко завеять путь
курьерскому, почтовому,
ещё кому-нибудь.

Над городом дорогами
метелица кружит,
завоет над порогами,
на окна набежит.

Девчонкам за окошками
и горе – не беда —
заснеженными стёжками
не ходят поезда,

но ветрами крылатыми
любовь не замести!
И девушки с лопатами
выходят на пути,

те девушки, которые
от милых писем ждут…
Курьерские и скорые
идут, идут, идут!

И сердцу крепко верится:
не сможет занести
упрямая метелица
счастливые пути!

Мети, мети, метелица!
Летите, поезда!
Развеется, расстелется
и горе, и беда!

Возле полок пыльной автолавки
в эти дни толпа наверняка:
в эти дни девчата Береславки
раскупают яркие шелка,

примеряют туфельки резные,
выбирают цвет, каблук, фасон…
И на Волго-Доне все портные
позабыли, что такое сон.

Стачивают, меряют и снова
ножницами звякают они,
потому что до двадцать седьмого
остаются считанные дни.

Над широким морем долгожданным
вьются чайки, песни, паруса…
Спрятаны спецовки в чемоданы
и со шлюзов убраны леса.

И уже не качеством бетона,
не отделкой арок и мостов —
все живут здесь зеленью газонов,
запахом деревьев и цветов.

Будет праздник – музыка, знамёна,
будет сердце радостно стучать.
И пойдут хозяйки Волго-Дона
корабли заморские встречать.

Тронет ветер девичьи наряды,
гордо выйдут девушки на склон,
скажут: «Чем богаты, тем и рады,
принимай, Отчизна, Волго-Дон!»

Потому сегодня на прилавке
шёлка уменьшается гора,
потому портные Береславки
не уснут сегодня до утра.

И портной, склоняясь у машины,
всё гадал: а что же под рукой —
праздничные волны крепдешина,
или шёлк воды волго-донской?

Галя, как теперь к тебе пробраться —
все дороги снегом замело,
и твоё зелёное прорабство
от метели мартовской бело.

Мы с тобой сдружились прошлым летом:
мало мест в гостинице степной,
и пришлось нам спать с тобой «валетом»
под одной казённой простынёй.

Нам с тобой ночами снились шлюзы,
будущая светлая вода.
Только что окончившие вузы,
обе мы приехали сюда.