Владимир Сосюра - Стихотворения и поэмы

Камышеваха, Лоскутовка
и Переездная потом…
Там русая ее головка
лежала на плече моем…

И наши жилы кровью пели,
довольны юною судьбой.
И травы пьяно так шумели
когда мы в гору шли с тобой.

«Любимая!.. Моя!» — «Володя!..» —
Слетало с губ. Цвели глаза.
И гром гремел на небосводе,
метала молнии гроза.

Давно, давно… Теперь мы седы.
И всё как сон, о край ты мой!
Но ведь в душе, познавшей беды,
еще совсем я молодой.

И, значит, юно сердце бьется,
как и твое… о, благодать!
А песня льется, льется, льется,
а песне края не видать.

Над бором, над туманною рекою —
крыло зари.
Слеза печали, радости слезою
в глазах гори!

Слеза послушно заиграла —
алмаз-краса…
«Не я печали собирала —
с ветвей роса!»

Роса? Ну, что ж. Ушла ты от ответа!
Душа, молчи!
В глазах слеза, крупицей самоцвета
переливаясь, шлет лучи.

Как мысли мне словами передать,
как окрылить слова напевом юным?..
Она идет, для всех народов мать,
она идет, всемирная Коммуна.

Пусть враг умножит свой запас тротила
хоть в сотни раз, хоть в миллионы раз,
никто остановить ее не в силах,
как ночь не остановит утра час.

Шумят над нами красные знамена,
счастливый смех звучит в сердцах людских…
Она идет средь грохота и звона,
и в ореоле зарев заводских,

и в жажде счастья… В светлые чертоги
с собой зовем мы угнетенный люд.
Встают народы и вперед идут,
борясь и прозревая по дороге.

И новые вершины в нашей власти —
туда начертан партией маршрут!..
Она идет, как всей Отчизны счастье,
и это счастье создает наш труд.

Реют птицами-вихрями думы,
не испить мою радость до дна…
Электрическим светом и шумом
вся душа моя нынче полна.

Сердце — скрипка, послушай, играет
голос самой высокой струны!
Всё, как море, душа отражает
тайниками своей глубины.

Нету в песнях ни сна, ни забвенья…
Сам я — песня, как неба слеза.
Не божественное вдохновенье —
их диктует мне сердца гроза.

Она идет и знать не хочет,
что небо рушится, гудя.
Ей шею белую щекочут
живые капельки дождя.

Нет, то — алмазы огневые!..
Я на пути ее встаю,
и эти капли дождевые
с ее лица губами пью.

Щебечет сердце…
Сколько лет
слагаю песни я!
Я славлю день, я славлю свет,
ведь он — душа моя.

Вот облака плывут гуськом
в блаженной вышине…
Я весь, я весь живу во всем,
и всё живет во мне.

Сверкает солнышко в росе,
цветут мои края…
Мне хорошо, я — это всё,
для всех и песнь моя.

Вновь по-осеннему деревья меж собою
в тревоге шепчутся. Желта уже трава.
И тучи в вышине проносятся гурьбою, —
конечно же картина не нова.

Дано ей повторяться год из года.
Но только сердце чует, как впервой,
осенних снов жестокие приходы,—
не принимаю их душой живой.

Душа не хочет быть, как листья, желтой,
растаять, словно тучка, навсегда.
О мой напев! Неужто в жизнь пришел ты,
чтоб прозвенеть и сгинуть без следа?..

Я смотрю на травы, а на травах — слезы,
а в слезах тех солнце… Я в мечтах стою…
Отшумели бури, отсняли грозы,
тишина, ты в душу забрела мою.

Как оно страдало, зеркало природы,
как рыдала бурно бездна синих вод!..
А теперь спокойно спят под солнцем воды,
в этих водах мирно дремлет небосвод.

Словно это роза лепестки сомкнула,
так теперь устало сердце спит мое…
Это моя роза сладким сном уснула,
милая, не трогай лепестков ее!

Уж холод осени я в теплом ветре чую,
и в листьев лепете, и в солнечном огне,
что льется к нам сквозь даль, сквозь черноту немую,
где мчат и мчат миры в бездонной тишине.