Владимир Сосюра - Стихотворения и поэмы

Сквозь огненную вьюгу
в штыки наперевес…
А месяц с перепугу
за тучкою исчез.

До неба грохот поднят,
а вся земля в снегу…
И в ясное сегодня
я сквозь огонь бегу.

Природа!.. С нею я и сам,
как луч, навеки ясный.
Она в душе моей как храм,
лазурный и прекрасный.

В слезах смотрю не насмотрюсь
на каждую дорогу.
И здесь я песнями молюсь
народу, словно богу.

Всё хочет жить и жить спеша —
заря, цветы и воды…
Природа — храм мой, а душа —
живой орга́н природы.

Поднимаются крылья души,
белоснежные, с синим отливом,
и уже не в квартирной тиши
мое сердце — в полете счастливом.

Сердце — в небе, что крыльями дней
разлучает с землей меня. С нею!
Чтоб любил я ее всё сильней,
как любимую, звал бы своею.

Если ж с неба, как звездочка, я
упаду — песни выльются сами…
О, земля золотая моя
с голубыми (то — небо) глазами!

О чем лепечут листья в этот грустный вечер?
Как будто сквозь туман, смотрю на дрожь листа.
Таинственно и сонно сказки шепчут
их вещие зеленые уста.

Их слушает душа… Но смысл тех песен милых
людская речь никак не может передать,
ведь разумом понять их мы еще не в силах,—
меж ними и душой не проложили гать.

И тщетно мысль во тьме пожаром полыхает
да бьется, бьется в стену, прочную, как сталь.
И только иногда откроет даль без края
та вечная стена… А там… за далью — даль…

И мне тогда ясны все голоса природы:
как падает листок, зеленый братик мой,
и просит помощи… Как жалуются воды
ночным ветвям на холод неземной,

что превратил их в лед… Как астры в непогоду
томятся под дождем и жаждут теплых дней,
как звезды шепчутся за далью небосвода,
играя в черной бездне золотом лучей.

Тогда я весь открыт для вечности. При этом
хоть сам я невелик, но все миры — во мне,
я их в себя вобрал, как музыку рассвета,
когда заря на росах блещет в тишине.

Дождь отшумел, прошел… Молчат листки, промокли,
и капли на ветвях дрожат, полны огня,
как будто бы в мельчайшие глядят бинокли
их очи на меня…

Вновь заря рассвета стерла сон крылом,
воробей щебечет звонко за окном,
где цветы проснулись и трепещет свет, —
и земле и небу шлет он свой привет!

Стаи туч гривастых в край далекий мчат,
музыкою счастья полон синий сад,
с небесами пьяно обнялись поля,
и румяной стала от зари земля.

У тебя, родная, милая навек,
выпил слезы счастья луч с закрытых век,
на твоей подушке он лежит, горя…
Ты глаза открыла, в них — любви заря.

Бежит слеза с небесных век
по голубым просторам…
Нет, это юный месяц-свет
встает над синим бором.

Он золотых лучей вино
льет на воду и сушу.
И, как в открытое окно,
заглядывает в душу.

И сон, и сосны… Тишина.
Ее я не нарушу…
О нет, не месяц, то она
заглядывает в душу.

Золотую свою ножку
в травах ставит луч стоймя,
где асфальт пробил дорожку
меж березами двумя.

Треплет ветви ветер хлесткий,
как далёко синь дубров…
Загрустили две березки,
нежны, чисты, как любовь.

О, как знаю я печаль ту,
те стремленья — вдаль и ввысь!
Над дорожкой, над асфальтом
две березки обнялись.

О, память!.. Сердце всё гудит от боя,
как встретились, Ковинька, мы с тобою
под стягом Черноморского полка…
Одесса. Ночь морозна и звонка.
Как спорили мы, распалясь не в меру,
об Украине — долго и всерьез!..
Ты, как пророк, — в глазах огонь и вера, —
всё снишься мне в том дыме папирос.
Вот мы идем с тобой на трубы боя
по Дерибасовской. И лес штыков
качается за мной и предо мною…
В них видел я порыв наш в даль веков,
в штыках и в нас… Галиция… Тирасполь…
И снова степь широкая кругом…
Я сквозь туманы рвался к братьям красным
на светлых их орудий дальний гром.
Тогда в боях, когда мы отступали,
я видел сон, и ты был в этом сне, —
стоял с штыком… Играя на металле,
искрился луч… И ты промолвил мне:
«Идем, Володька!..» Холодно и быстро
слова звучали. И подумал я:
«Не промахнется он. Один лишь выстрел —
и разлетится голова моя».
Тот сон был глупым. И в крови, и в славе,
как я, прошел ты сквозь огонь тех лет.
И вот с тобой мы встретились в Полтаве
в двадцать седьмом… И дружбы нашей свет
горит, о сын Остапа Вишни ясный!
А сколько юмора в словах твоих,
то чувство до сих пор еще не гаснет,
живет в тебе как отзвук дней былых.
Ты — как пророк. Спокойный, аж железный
в покое том… И очи как огни…
Мы словом служим Родине любезной,
как ей штыком служили мы в те дни.
Отгрохотала дымных сил вендетта,
Москва и Киев обнялись любя.
Пиши, мой друг, не забывай поэта,
как в песнях он не позабыл тебя.