Владимир Сосюра - Стихотворения и поэмы

Вместе с ним встречал рассветы и закаты
от цветущих весен и до седины,
в нем мои надежды и любовь… Когда-то
за него я юность нес в огонь войны.

Всей душой я песни пел ему, родному,
и сейчас пою их, как певал давно…
Старому, седому, словно молодому,
лишь его любить мне на земле дано.

Как будто в тучах кто, играя,
кнутом захлопал — гром такой…
И рельсы без конца и края,
и шлак повсюду заводской.

«Володя!» Кто меня там кличет?
Чьих нежных губ дыханье пью?..
Я над Донцом иду в Лисичье,
как будто в молодость мою…

Я там любил смотреть на зори
на фоне доменных огней.
Я там в траве — в зеленом море —
читал Шевченко с юных дней.

И отвечали сердца струны
его большим мечтам сполна.
И был тогда я юным-юным,
и кожа щек была нежна

и бархатиста… Кари очи
светили мне в пути огнем.
Я сердцем чувствовал их ночью,
я ими любовался днем.

О, как те очи чаровали
красой земной и неземной.
Они меж звездами сияли
и были каждый миг со мной.

Там будка под горою где-то
и рельсы, что горят огнем…
Как часто мимо будки этой
я шел в Лисичье над Донцом,

чтоб лишь услышать милый голос,
глубокий, ласковый такой,
чтобы упавшей пряди волос
поправить бережно рукой.

Донец! Ты вот, передо мною
течешь, а там — мое село…
О, сколько милых лет с водою
куда-то в дали утекло!

Тут всё не так!.. С железной силой
над шахтами ревут гудки.
Но по тебе, как прежде было,
в челнах шныряют рыбаки.

Я слышу, как играют воды…
Навек я этих мест певец!
И лишь немного от завода
ты отклонился, мой Донец.

Стою в раздумье над тобою…
Ты малость обмелел сейчас,
но всё же сладкою водою
еще ты поишь весь Донбасс.

О мой Донец, я жив тобою,
с тобой лечу я до высот…
Тебе поить Донбасс водою,
мне песнями — родной народ!

Я люблю тишину, когда море спокойно так дышит
и во сне затихает до самого темного дна,
когда осень кругом, а в полях наступило затишье —
всё, что было у них, они отдали людям сполна.

В море — даль, в поле — даль… И в единстве их сила,
их великая мощь, как в единстве земли и воды.
Вот стою я над морем… Оно в синей дымке застыло,
а за мною Одесса — и камни ее, и сады.

Вы, о камни, как сплав, что вулкана жерло извергало,
чем так дороги мне вы, что в памяти вас я сберег?..
Здесь моя боевая, далекая юность шагала
и качался мой штык — друг далеких и грозных дорог.

Здесь юнец кареглазый свой путь начинал. Здесь ночами
он набрасывал первые строки «Червонной зимы».
Тут мои и Ковиньки шаги прозвучали,
как и тысячи тысяч таких же, как мы.

Мы взошли на хребты, что нам снились в боях беспрестанных,
в бесконечных холодных снегах, и в горячих песках,
и в кровавых, несущих погибель буранах,
когда небо желанное меркло в глазах.

За вершинами вновь поднимаются снежные горы
и зовут нас… Над нами сияют вовсю небеса.
И вдали, как всегда, багрянеют знамена «Авроры».
Мы на горы взошли, чтоб бессмертья творить чудеса!

Я знаю силу слова —
оно острей штыка,
быстрее даже пули,
не только ястребка.

Оно лучей быстрее,
в нем — чувств и дум полет.
Для жизни вековечной
оно идет в народ.

Коль слово то — оружье,
как день, что не остыл,
коль в нем живет с любовью
и ненависти пыл,—

как пуля, золотое
оружье то разит,
коль ненависть в том слове
любовь твоя растит.

Оно с восходом мчится,
и в нем живет напев
любви к Отчизне нашей,
к врагу священный гнев.

Оружье счастья, слово,
я жить с тобой привык!
В любви — цветок ты словно,
ты в ненависти — штык.

Жарища. Марево степное.
Даль голубого голубей..
От сильной жажды и от зноя
раскрыл свой клювик воробей.

Кричит над полем ворон в сини,
речные заводи блестят.
В болоте, словно на картине,
спят стаи уток и утят.

Всё спит. Былиночка любая.
И светлый луч к ресницам льнет.
И лишь душа моя живая
никак в тревоге не уснет.