Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1

Беднота одолела подвальная!
Нешто б путалась в праздник, беспутая?
Эх ты, радость моя беспечальная!
Прибегай, душегреей окутаю».

Ты пришла с лицом веселым,
Розы — щеки, бровь — стрела.
И под небом-нёбом голым
В пасти улицы пошла.

Продалась, кому хотела.
И вернулась. На щеках
Пудра пятнами белела,
Волос липнул на висках.

И опять под желтым взором
В тень угла отведена,
Торопливым договором
Целовать осуждена.

Сонно логовище стынет.
Не моя ли череда?
Пастью улица не двинет,
Спала цепкая узда.

В отдаленье тротуаров,
Наволакивая свет,
Без шагов и без ударов
Придвигается рассвет.

Ты склонилась из тумана.
Холодеет на руке
Капля, стершая румяна
На обугленной щеке.

Алы розы одеяла.
Кожа тонкая бела.
Ты меня вчера искала,
Поутру меня нашла.

Темной ночью по улице шумной
Пробегала с надеждой безумной

Увидать в очертаниях встречных
Отражение обликов вечных.

И желанье в зрачках обнажала.
И искала, искала, искала.

Возвращалась по лестнице черной
И звонила с отвагой притворной.

Но за дверью звонок оборвался
И упал, и звенел, извинялся.

Отворила старуха, шатаясь,
Мертвецом в зеркалах отражаясь.

И ударила руганью четкой,
Замахнулась костлявою плеткой.

И по комнатам шаркала глухо
И огнем колыхала старуха.

И смотрела на нежное тело,
И бурчала: «Поймать не умела!»

А на улицах стало темнее,
У прохожих на сердце смутнее.

Зарождались желанья и вяли.
Огоньки в фонарях потухали.

Я помню близкое навеки
Твое вечернее лицо,
И полуспущенные веки,
И брови нежное кольцо.

И в каждом взоре незнакомом
Ищу утраченный огонь,
И лег мой путь кривым изломом
По вехам чающих погонь.

И, настигая, счастлив снова:
О, не блеснет ли старый взгляд!
Но безнадежно и сурово
Бичи прошедшего казнят.

В зиянье пьяного убранства,
Кивая веками, встает
Лицо, опухшее от пьянства,
И всё еще несытый рот.

Слепая мать глядит в окно,
Весне морщинками смеется.
Но сердце, горю отдано,
Больней на солнце бьется.

Не надо света и красы!
Не надо вешней благодати!
Считает мертвые часы
Мой сын в далеком каземате.

Где-то улицей далекой
Ты проходишь. Суета.
И с толпою многоокой
Вся душа твоя слита.

А в высотах, над домами,
У открытого окна
Я с мечтами и слезами,
И любовью — все одна.

Вот опять снега растают, улыбнется вешний свет,
И у дома по канаве побежит седой поток,
Размывая желто-бурый неоттаявший песок,
Унося с собой кораблики — утехи детских лет.

Стекла зимние умыты, и капели каплют вниз.
Смотрит девушка в окошко, по заречью на погост:
Не пора ль идти ко всенощной! Теперь Великий пост.
Я люблю Ефрема Сирина и траур черных риз.

Так страшно и так радостно. Мне в середу говеть,
Во всех грехах покаяться. А в чем же я грешна?
Не в том ли, что на улицу мне весело смотреть,
Не в том ли, что на улице веселая весна?

Буду я на все вопросы отвечать: грешна, грешна!
Не таскала ли у матери припрятанных сластей?
Не слыхала ль от крамольников бунтующих вестей?
И слыхала, и таскала! Все равно, теперь весна!

Земля еще под пологом
Предутренних теней.
А окна фабрик светятся
В морозной темноте.

Зачахли сиротливые
И звезды и созвездия
Над трубами, дымящими
В глазницы высоте.
И льются, льются нищие,
Закутаны лохмотьями,
Ругаясь на ходу.

И пасть глотает черная
Чешуйчатый поток,
Ползучую змею.

Уж пять часов привычных,
Скрипя, часы фабричные
Ударили, крича.
Пять яростных ударов
Кричащего бича.
Пять ран в пустое сердце
Прилипшего к одру
Глушительного сна.