Виктор Широков - Иглы Мглы

с холста не улетает мысль.

Работа, вот твоя нирвана;

твое Блаженство на крови...

Рисуй без устали, Манана,

дерзай, дерзи, люби, твори!

4.06.84

ДАЛИ-88

Остр ли скальпель грядущих идей,

хрупок череп столетий - не знаю...

Толковище картин и людей.

Бесконечная пытка глазная.

Сатурналий круговорот.

Андрогина немое моленье.

Черной вечности траурный грот.

Рана-рот в ожидании мщенья.

Пьер Ронсар, Гете, Лотреамон,

чьи стихи - детонатор рисунка;

шум и блеск авангардных знамен;

культуризм изощренный рассудка.

Как бы ни было чувство старо,

удивление гонит на паперть.

Тавромахии злое тавро

обожгло благодарную память.

Нас не зря по углам развели

золотой Аполлон и Венера.

Восковая фигура Дали

восклицательный знак интерьера.

24.04.88

ПОРТРЕТЫ XVIII ВЕКА

Портреты XVIII века.

Камзолы, ордена и парики.

Глаза застыли. Покраснели веки.

Все больше почему-то старики.

То у фонтана. То у водопада.

На фоне книг или на фоне гор.

Я чувствую, какая-то преграда

мешает нам затеять разговор.

Пусть я не робок, вроде не калека...

Но как свои раздумья ни итожь,

портреты XVIII века

меня вгоняют почему-то в дрожь.

Они мрачны. Как будто нелюдимы.

Они не смотрят - только лицезрят.

Поодаль фавны или серафимы

в какой-то аллегории парят.

Так плохо им жилось или неплохо?

Забыв на время чинный менуэт,

кружилась в вальсе грубая эпоха

и пудра осыпалась на паркет.

И тот размах, то мощное круженье

под небом юбилейных потолков

без выдумки и преувеличенья

запечатлели кисти мастеров.

Обличие простого человека

передавать им было не с руки...

Портреты XVIII века.

Камзолы, ордена и парики.

Подобны исполинскому сервизу;

нарядны, как пасхальное яйцо,

маркиз взирал на пышную маркизу,

графиня с графом вышли на крыльцо.

Но странно вот что, я не думал прежде,

(а может, просто не было нужды):

смысл заключен не в позе, не в одежде,

мне их надежды вовсе не чужды.

У каждого из них была надежда,

что их увидят, вспомнят и поймут;

а если зритель вовсе не невежда,

то он оценит живописца труд.

Пускай он был не Репин, не Дейнека...

И не чурался, видимо, прикрас...

Портреты XVIII века,

всего два века разделяют нас.

Всего два века им до рок-н-ролла,

до heavy-metal и до НЛО,

до одуренья нового помола;

того, что мирозданье так мало.

А нам нужны образчики былого.

Портреты стародавние нужны.

С новехоньких полотен Глазунова

глядят глаза какой-нибудь княжны.

Ах, не княжны! Но разве дело в этом;

есть связь времен, ее порвать нельзя.

Живут слова, написаны поэтом.

Живут, на холст положены, глаза.

Еще одна серьезнейшая веха;

искусства незабвенная строка

портреты XVIII века...

Остались вы на дальние века.

2.11.89

"МЕНИНЫ"

Веласкес... Помните "Менины",

огромный групповой портрет?

За три столетия доныне

все неразгаданный секрет.

Художник силою таланта

связует грани бытия.

Кого с улыбкой ждет инфанта,

не взяв кувшинчик для питья?

Пред кем же фрейлины склонились?

Что значит сей полупоклон?

Кто виден им, скажи на милость?

Неужто зритель? Кто же он?

Два карлика, художник, слуги

и чинный полусонный пес

застыли ровно, без натуги...

Так в чем вопрос? Так в чем вопрос?

Вглядитесь - в полумраке зала

на дальней скошенной стене

что за картина замерцала

подобно отсвету в окне?

То - зеркало!. . И в строгой раме

посеребренное стекло

ответ явило перед нами

и память сном заволокло.

Филипп IV с Марианной

Австрийской отразились там...

Как неожиданно! Как странно!

Как зябко сдвинутым перстам!

Так вот кого ждала инфанта,

принцесса Маргарита... Те,

ее родители, de facto

стоят - незримы - на холсте.

А зритель? Что ж, и он пристрастен,

и он захвачен в эпизод;

хотя сочтет едва ли счастьем

то, что в душе произойдет.

Его другие ждут картины,

другие грани бытия...

А ты, мой друг, вглядись в "Менины",

ведь это - сердца именины,

там отразились ты и я!

27.01.91

ПА-ДЕ-ДЕ

Исполнился рисункам ровно век.

В них все напоминает о беде.

Анри-Мария де Тулуз-Лотрек.

Кружит пера шального па-де-де.

Как нужно жизнь любить и знать Париж!

Как больно немощь чувствовать свою,

когда святой отвагою горишь

и карандаш подобен соловью.

Фиоритура чистого листа,

скрип грифеля достиг семи колен...