я давно растворен в равнодушном народе,
словно сахар - в воде, как плотвичка - в Неве.
6.10.
ЭПИГРАММА
В стихах Сержантова одно я вижу благо
ведь жопу подтереть всегда нужна бумага.
А то, что напечатаны стишата,
бумага в том ничуть не виновата.
16.11.
1998
ИЗ МАЛЕЕВСКОЙ ТЕТРАДИ
ВИСЯЧИЙ МОСТИК
Жизнь начиналась, вроде, просто...
Но вот покинут отчий дом,
и мы по подвесному мосту,
качаясь в пустоте, идем.
Гуляют под ногами планки,
почти разбитые в щепу.
Жизнь показала нам с изнанки
пугающую высоту.
Спасибо, подвесной, висячий
малеевский разбитый мост,
где раскорячено, незряче
мы шли, не поднимаясь в рост,
за наставленье-испытанье,
мол, крепче за руки держись,
за тонкое напоминанье,
какая трепетная жизнь!
27.07.
ЖИЗНИ РАДУЖНЫЙ ПУЗЫРЬ
Безмятежная погода.
Солнце светит. Нет дождя.
Водка есть чуть-чуть для взвода,
но немного погодя.
Вновь ты чем-то недоволен,
вновь подумал, обормот:
"Супчик, вишь ты, пересолен,
пересахарен компот.
Отвратительны газеты,
книги, видеокино".
Что ты хочешь? Где ты? С кем ты?
Не с природой заодно.
У тебя своя природа,
свой замес и свой завод,
и в любое время года
вечно мучишься, урод.
Недоволен ты, по сути,
лишь собой, и потому,
други, вы не обессудьте,
быть позвольте одному.
Хоть в каморке, хоть в кладовке,
хоть за шторкой на печи.
Вот и все твои уловки.
Кирпичи - не горячи.
Горяча и буйна совесть,
как в бутыли сжатый хмель.
Ты почувствовал, готовясь,
что за тридевять земель,
окромя ядрена мата,
уготовлена тебе
непосильная расплата
за расхлябанность в судьбе,
за смешки, за небреженье,
за надежду; дескать, стыд
совершит преображенье;
пусть тебя оборонит
от ночного приговора
света алчущей душе
и несмывного позора
на последнем вираже.
Вот и все. А вы - погода.
Дескать, солнце. Не дождит.
Что ж, в любое время года
будет повод для обид.
Мой герой себя обидел
тем, что эгоистом жил,
наконец возненавидел
то, что истово любил.
Молит он не о спасенье,
Божьей милостью храним,
а о том, чтоб воскресенье
не осталось днем одним.
Чтоб в недельной круговерти,
одиночество ценя,
он порой мечтал о смерти,
самого себя виня.
Там, где вовсе нет погоды,
солнца нет и нет дождя,
все уснем как часть природы,
чтоб немного погодя,
может быть, очнуться, плотно
шевельнуться - ввысь и вширь,
чтобы вновь возник и лопнул
жизни радужный пузырь.
1.08.
ИЕРОГЛИФ СУДЬБЫ
Уж не славы взыскуя, не утлой поживы,
я еще поживу
в вертограде зеленом, у речки, где ивы
гомонят наяву.
За окном разжужжалась не шалая пчелка,
воет мотопила.
Сразу вспомнилась хитрая рыжая челка...
Что она наплела?
Что она говорила, Офелия, фея?
Чушь какую несла?
В давней речке мелькнула, закатно алея,
только тень от весла.
Только отзвук речей, только тихое эхо
беспричинных смешков.
Я еще не доплыл, я еще не доехал
до летейских мостков.
Я еще поживу, напрягусь, не расслышав
смысл, но звук сохраня.
То ли "елочкой", то ли же "крестиком" вышит
иероглиф огня.
Следом катится рериховский иероглиф
в виде двух запятых.
Он напомнит боренье головастиков долгих,
как мне били под дых.
Как когда-то давно пацаном романтичным
(все равно пацаном),
я пусть нехотя дрался, бранился цинично
и травился вином.
Иерархия образов прежде, до смысла
выжигает нутро.
Это было до Ельцина, до Гостомысла.
До кино и метро.
Это было и с нами уйдет, чтобы снова
вспыхнуть в жизни другой.
Я тянусь, чтоб расслышать последнее слово
и - коснуться рукой
рыжей челки, а может быть, ивовой пряди,
может, тени весла.
И ознобно заметить в неумершем взгляде,
как смеется весна
в вертограде зеленом, у речки, где ивы
гомонят наяву.
И не все ли равно несчастливым, счастливым;
главное - что живу.
Пусть обрубком, калекой, пускай инвалидом,
просто частью ствола.
Перепилен. Бывают такие обиды,
что там мотопила.
Я еще не доплыл, я еще не доехал
до летейских мостков.
Но все ближе и громче давнишнее эхо.
И я к встрече готов.
1.08.
МИТТЕЛЬШПИЛЬ
П. А. Николаеву
Играя в шахматы с профессором,
а уж тем паче с академиком,
считайте лучше ваши акции,
а то бишь шансы на успех;
обзаведитесь-ка процессором,
а может, даже личным медиком,
Читать дальше