Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

Во мне давно забытая латынь
Кривой улыбки порождает стынь
Крупицей золота в осколке рудном.

Хотя сама латынь давно мертва,
Но в сотне языков ее слова
Остались в совершенствованье трудном.

А кто сказал, что заключен прогресс
В болтах, винтах, транзисторах и прочем?!
Мы ярлыки к явленьям приторочим,
Явлений смысл не понимая без…

А может, это балуется бес,
Игрушки пчелам выдавши рабочим?
И мы играем, а потом пророчим, —
Такой у нас, наверное, замес.

А пчелы видят цвет и аромат,
За каплей меда попросту летят,
Потом нас медом потчуют пчелиным.

Но совершенство шестигранных сот
Прекрасно, как и первый наш урод,
И поколенье первое машинам.

Я машину научу… Научу —
Лучше нашего слова выбирать,
Даже в шахматы, как боги, играть,
Если только захосу. Захочу!

Мне все это по плечу? По плечу!
И оставлю я машинную рать
На земле мои дела продолжать,
Если к звездам полечу. Полечу?

Но задумаются горько они,
На планете оставаясь одни,
Кто им жизнь такую трудную дал?..

Может, маленький и злой человек?
Так не смог бы он придумать вовек!
Их, наверно, Бог машин создавал.

Есть, на счастье, друзья у меня.
Мы не видимся с ними подолгу…
Но дошедши до черного дня,
По любви мы живем – не по долгу.

Как в набат, в телефоны звоня,
Говорим непонятно и волгло,
Ибо память о прошлом храня,
По любви мы живем – не по долгу.

И друзья мои слышат набат
И приходят не ради наград,
А, как водится, – буднично просто.

И становится легче чуть-чуть
Эта боль, источившая грудь,
И друзья мне такие – по росту.

Веселое пятно на потолке…
Но – говорят – он просто не побелен,
А зайчик солнечный в моей руке
Неощутим, бесплотен и бесцелен.

Я угадала Моцарта в сверчке,
Но он на сто Сальери был поделен.
И я брела сквозь время налегке,
Поскольку груз мой был в пути потерян.

Уже давно побелен потолок.
Но зайчик жив. Он выжить мне помог
В наивном хитроумии эмоций.

Сверчка не слышно на закате дня.
Но по ночам есть тайна у меня:
В моей душе готов проснуться Моцарт!

Неощутимая утрата —
Старинной клятвы перевод…
Я вспоминаю Гиппократа,
Когда болезни час придет.

И сострадание не свято,
И все страшнее каждый год
Звучит больничный стон палаты,
Когда болезни час придет.

Наверно заблуждались греки,
Преуспевая без аптеки,
Пред алтарем склоняясь ниц.

Вступая с Гиппократом в сделки,
На них работали сиделки
И воскрешали без больниц.

Еще нескоро оплывет свеча,
Еще рассвет затеплится нескоро.
Лишь сердце, похоронный марш стуча,
Найдет неведомые переборы.

Тогда мастеровитость палача
Осуществит бескровность приговора,
И не поможет знахарство врача,
Увещеванья чьи-то и укоры.

А, в сущности, что делали князья,
Кого-то милуя или казня?
Они присваивали Божье право.

Но вот уже оплыли свечи слов…
Я ощущаю холод кандалов
В чужой толпе безлико и кроваво.

Коридоры, коридоры —
По окружности комфорт.
Страха гордого затворы,
Боль надежды – первый сорт.

Но ведь это – исключенье,
Странных судеб круговерть…
Даже методы леченья
Здесь подсказывает смерть.

Добрый доктор! Почему же
Вы избрали свой удел?!
Коридоры кружат, кружат,
Может, выберешься цел.

Стерта разность интересов,
Только боль и человек…
Век невылеченных стрессов,
Рака и инфаркта век.

Путь прогресса – гордость мира,
За гуманность этот мир…
…Прежде честности рапиры
Доверял любой турнир.

А теперь наука, скальпель,
И наркоз, как шум дождя…
И бесчисленные скальпы
Над вигвамом у вождя.

Скоро хлынет дождь кровавый —
Непонятный, проливной.
Победители со славой
Возвращаются домой.

И забрало поднимает
Эскулап в крови – росе…
Он один не понимает
То, что понимают все.