Будьте добры, отведите метраж
Под потолком двухметрового блока,
Пусть модерновое наше барокко
Входит неистово в новый вираж.
Где же начало? Где над Арарат?
Плуг деревянный готовит оратый…
Крутится круг каруселью проклятой,
Мчится вперед, возвращаясь назад.
«Ах, почему бессонны города…»
Ах, почему бессонны города,
Когда седьмые сны глядят деревни?!
Стооких зданий серая гряда
И у подножий – чахлые деревья.
Они сюда случайно забрели,
Они необычайно одиноки
На круглых голых островках земли,
Затерянных в асфальтовом потоке.
Все камень, камень… Камень – я сама.
Героев нет. Остались их музеи,
Ми я для крупноблочного ярма
Сама, согнувшись, подставляю шею…
Только пыль на чердаке —
Рухлядь стала нынче в моде,
Хоть совсем не время вроде
Нам копаться в сундуке.
Но отныне налегке
Мы от прошлого уходим
Вдоль по сумрачной погоде
Лишь с купюрами в руке.
Покупают все подряд —
Вещи бабушкины – клад,
И не будешь ты в накладе.
Безымянна и чиста
Нынче только пустота
Остается где-то сзади.
Кем станешь ты, случайный птицелов?
Тюремщиком в навязчивой заботе,
Иль хлебосолом, давшим корм и кров
На долгий зимний перерыв в полете?
Ах, птицы, запертые на засов!
О чем вы в клетке весело поете,
Оплачивая песнями без слов
Все хлопоты о ненадежной плоти?
Хозяин к вам уже давно привык,
Вы человечий поняли язык,
В глаза глядите преданно и добро…
Но грянет птичий зов когда-нибудь,
И вы о клетку разобьете грудь,
Как сердце разбивается о ребра.
«О чем печально утки крячут…»
О чем печально утки крячут
Над озером в вечерний час?..
Они почувствовали, значит,
Ружья холодный круглый глаз.
И, приподняв над камышами
Свои тяжелые тела,
Куда лететь – не знают сами —
От наведенного ствола.
Но выстрелив разящей дробью,
Но дело выполнив свое,
Как утка раненая, вздрогнет
Победоносное ружье.
Что это? Ринг?
А может, эшафот?
Качаются канаты.
Все едино.
Юпитеры,
Судья.
Толпа ревет.
И мы вдвоем идем на середину.
Босые ноги, влажный чернозем,
Подснежники на вырубке старинной,
Бумажный змей и деревянный дом
Моей когда-то были серединой.
Все справедливо.
Кратко грянул гонг.
Удар.
Еще удар.
Гудят перчатки.
Скользящие перемещенья ног.
Геометрический квадрат площадки.
Иллюзия могущества… Испуг…
Испуг… Иллюзия… И многократно
Вычерчивался этот адски круг,
Который только кажется квадратным.
Все эти апперкоты и крюки
Когда-нибудь в воспоминанья канут.
Но чертят лампы странные круги.
Мир повернулся
И исчез…
Нокаут.
Неведома нам книга бытия.
Но вот уже квадрат стремится к кругу,
И вскинет не судья, а судия
Поверженную, призрачную руку.
Когда забрезжит светом темнота,
И вверх взлетит победная перчатка,
Соперники займут свои места.
Какой дурак назвал победу сладкой?!
«Как примириться с мыслью странной…»
Как примириться с мыслью странной,
Что и во сне – не полетишь.
Жизнь стала широкоэкранной,
В ней мелочей не разглядишь!
Кленовый лист упал в ладони —
Но то не лист, а листопад.
Минуты понесли, как кони,
Им нет уже пути назад.
О, это светопреставленье,
Мысль, пулей бьющая в висок,
И неизбежное движенье —
Жизнь, уходящая в песок.
Законы логики, законы,
Изобретенные навек,
В законы физики закован
Закоченевший человек.
И все миры давно открыты,
И не тоскуешь ни о ком,
И радиус земной орбиты
Натянут жестким поводком.
А я все домики рисую,
Трубу и над трубою дым,
И дождь в линеечку косую,
И солнце круглое над ним!
Изысканность рисунка перфораций
Машинам уготовит пьедестал…
Но электронный питекантроп стал
Тупицей, не способным сомневаться.
Хотя он знает, что творил Гораций, но кружит людям голову металл.
И новым культом – культ машины стал:
Лишь ей решать – нам нет нужды решаться.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу