Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

В слоях скалы нашли окаменелый
Цветок, лежавший миллион веков!
Пласты тысячелетий сбросив смело,
Каким он был, таким предстал он вновь.
Наклон головки грациозно гибок,
Отчетлив хрупких лепестков узор,
Жива и сеть ажурно-тонких жилок,
И кажется, он пахнет до сих пор!
Как уцелели красота и нежность!
Как сохранил себя в веках цветок!
А сколько эр сменилось, канув в вечность,
За этот баснословно долгий срок!
Какие горы, реки, океаны
Возникли и погибли без следа,
Какие царства, племена и страны
С лица земли исчезли навсегда.
А ты, цветок, ты, слабое творенье,
Донес свой облик, вечность одолев,
И над тобою в грустном изумленье
Склонился человек, оцепенев.
Царю земли, венцу живой природы,
Ему ты, не тая, скажи, цветок,
Куда девались мощные народы,
Какие тайны ты из недр извлек?
Где сад, в котором ты расцвел, счастливый,
И начал долгих дней круговорот?..
Но, венчик набок наклонив стыдливо,
Молчит цветок и тайны бережет.

Не черной, а призрачно-синей,
Как странный неоновый свет,
Ты кажешься, смерть, мне отныне,
И ужаса прежнего нет.
Но все же, строга и мгновенна,
Ты жизнь замыкаешь собой,
Однако сиянье Вселенной
Не скроет тень смерти любой.
Жизнь рядом со смертью шагает,
Но смерти ее не догнать,
И мозг понимать начинает, —
Хоть все невозможно понять, —
Что смерть – не хозяйка Вселенной,
А только служанка ее,
И призвана силой нетленной
Она обновлять бытие.
Я к смерти готов ежечасно,
Но ей не хочу уступить
Без боя безумного счастья,
Пьянящей возможности – жить.
За каждый свой день, за мгновенье
Со смертью я в смертном бою,
И вечное это сраженье
Всю жизнь составляет мою.

Я в детстве здесь на улице упал,
Впервые здесь лицо расшиб я больно.
Боль эту я давно забыл невольно,
А улицу я с радостью узнал!

Я здесь впервые воробья поймал.
Он, бедненький, в сетях напрасно бился.
Когда же сам в силках я очутился,
Жалел, что волю я ему не дал.

По этой улице ушел отец.
Последний раз махнув рукой, растаял.
Теперь вот старше, чем отец мой, стал я,
Но жду, что он вернется наконец.

Слоны, слыхал я, на закате лет
К родным лесам протягивают хобот.
Заката жизни я достиг, должно быть:
Хожу сюда искать свой детский след.

– Ты в гору шел, вершины достигал,
Но все-таки до неба не добрался.
Ты в бесконечность по степи шагал,
И все же горизонт не приближался.
Так, сколько бы ни прожил долгих лет,
Ты жажду жить не утолишь вовеки.
Предела этой страстной жажде нет —
Но не дано бессмертье человеку.
Для вечности столетие и год,
Наверно, одинаково ничтожны.
В свой срок к любому смертный час придет —
Не нужно вечно жить и невозможно…
– Но все же тот, кто к горизонту шел,
Открыл народы, страны, континенты,
И тот, кто первым небо распорол,
Увидел первым, что кругла планета…
Пусть нам бессмертие не суждено,
Но все же я хотел бы долголетья,
Чтоб под конец хотя бы смог успеть я
Понять, зачем нам бытие дано?

Я – лебедь,
Ты – озеро,
Я парю
По небу, крылья свои распластав,
Я пою
О синих влажных глазах
В темно-зеленых ресницах трав.
Ты мне рассветной улыбкой сверкни,
Волны песцовые успокой,
И люди прозреют,
И скажут они:
«Ах, жизнь!
Мы ее не видали такой…»
А может, дело вовсе не в них,
А в этой бессмертной, живой красоте,
Я крылья сложу,
Соскользну я вниз —
Белый лебедь
На синей воде!

Ухо мое звенит, звенит, звенит…
Сердце мое восседает
Посреди электрических костров
В поднебесном доме – театре.
Там пляшет в руке не хорей,
По знаку которого бегут олени,
А беспомощно-тоненькая палочка,
И хотя не вертятся Саснел —
Берестяные носы,
Зато вздрагивает над пляшущей палочкой
Обыкновенный нос человека,
Белый нос человека.
Палочка пляшет —
И ревет, лает, поет оркестр
Голосами лебедей,
Голосами ворон, медведей и лаек.
Дрожит над пляшущей палочкой
Белый нос человека,
Как черные птицы,
Летают волосы
Над каплями пота.
Звуки шаманят.
Широко открыты глаза, уши, рты…
Всех подчинил себе
Узкоплечий шаман-дирижер.
Но стены истаяли, словно весенний лед:
Нет никакого театра,
Я иду по моей земле!
Красными глазами брусники
Глядит она удивленно,
Как шагает железное чудище
По шерстистой спине ее.
Кедры мои могучие
Вздрагивают, словно карлики, —
Их покрыл великан
Сумерками великанской тени.
Душа моя заливается лайкой,
Нашедшей множество белок.
Душа моя заливается лайкой,
Потому что глаза мои
Заполнены чудом:
Маленький человечек в спецовке
Властно взмахнет рукою,
И зафыркают железные олени,
Закачается железный великан,
Загрохочет ребрами,
Зашагает, повинуясь властным рукам.
Взмах – и сосны трещат,
И медведи ревут, и чайки смеются,
И токуют глухари,
И танцует тайга.
Кто же он —
Человек в спецовке?
Не шаман ли?
Нет, это вышкомонтажник Литовченко!
Его руки
Поднимают буровую вышку.
Видишь, как она качается?
Ошибется вышкомонтажник,
Сфальшивит его рука —
Свалится буровая.
Качается железный великан.
Но спокоен маленький человечек,
– А кто из них великан? —
Душа моя заливается, думаю я,
Восторженной лайкой:
Впервые вижу я
Таежного дирижера!