Вячеслав Лейкин: Действующие лица (сборник)

Сорви сургуч. Цветные стёкла вымой.
Продуй сифоны. Усложни аккорд.
Разметь и раздели, как делят торт:
Завод, лесоповал, торговый порт —
Оглодья жизни малоуловимой,
И сердца механизм непоправимый,
И молодость, похожая на спорт.

Шизою, косоглазою фузою,
И невдомёк: кусать или сосать
Смакуемое, от чего спасать
Пакуемое. Прошлое, осядь;
Откуда-то из толщ сперматозоя
Скользни слезою, оползи лозою,
Сумей неизгладимое стесать.

Трефовый фарт, фортеции фортуны:
Торговый порт, завод, лесоповал.
А помнится, ещё и ликовал,
Что на лету Пегаса уковал…
Как долго и легко мы были юны,
Как трепетно натягивали струны
На каждый подвернувшийся овал…

Ты мог бы стать хорьком, бараном, птицей,
Вонять и красть, пастись, нести яйцо
И даже завести в носу кольцо…
Далось тебе необщее лицо —
Похмелье бесконечных репетиций?
Пока не стала истина истицей,
Успей замолвить за себя словцо.

Век с божьей помощью. А я ещё живу:
Впадаю, выпадаю, жгу траву
Забвения, навязанное рву,
И некогда воинственного лука
Почти не напрягаю тетиву,
Ну разве что для извлеченья звука.

Со слухом трудности, со зрением облом,
Из десяти через один с дуплом.
Взалкав утех, на девушку с веслом
Одну и посягнёшь воображеньем.
Самозабвенье стало ремеслом,
Изнанкой стиля, самовыраженьем.

Теперь о прошлом: прошлое почти
Определилось, то есть не сочти
За некий труд вот именно войти
В одну и ту же наподобье Стикса.
Узреть полней, чем было во плоти,
А там переозначился и свыкся…

Клопами переляпанный альков,
Руины духа, перезвон оков.
Не здесь ли оборзевших стариков
Прикармливает ветреная Геба?
Как сказывал классический Барков:
«Допустим, пальцем; но зачем же в небо?»

Театр уж пуст. Законная вдова,
Перевирая жесты и слова,
Играет коду. Пьеса не нова,
Но всякий раз по-разному фальшива.
И к падугам взлетают рукава
Весьма неординарного пошива.

Век перекинулся, а я ещё живой,
Угрюмо замерший на вехе межевой.
Часы ночные ухают совой,
Отцеживая вечность по секунде,
И глория, как говорится, мунди
Проходит с непокрытой головой.

Когда ты незримо паришь надо мной, моя дорогая,
Сгустки холодного пламени вот именно изрыгая,
Скорее всего, единственная в своём сокровенном роде,
Наперекор порядку, жизни, самой природе,
Когда невпопад порхаешь, роняя свои – теперь я
Отчетливо понимаю, что всё-таки это перья —
Когда, не имея случая сжечь себя на костре, ты
Бьёшься почти в истерике о стёкла, шкафы, портреты,
Когда ты взмываешь свечкою, чтоб тут же уйти в пике,
И вдруг замираешь жалобно в неведомом тупике,
Я вдруг понимаю, чувствую, что время мое – вода,
Текущая в разные стороны, но чаще всего туда,
Где вспять отследив небывшее, едва ли оставишь след,
А просто закроешь форточку, погасишь на кухне свет,
Свою, как чужую, голову обхватишь со всех сторон,
Вспугнёшь напоследок зеркало и медленно выйдешь вон.