Закат – как женщина,
он тоже пытается в себя влюбить,
но я-то понимаю, что как всякий конец, конец дня,
он уродлив, одинок и бездушен,
его яркое оперение – только приманка,
потому что как только вы в него влюбитесь,
он исчезнет…
И так каждый день —
вы влюбляетесь,
а она исчезает,
показав всем остальным самкам своё превосходство.
В воздухе только отрыжка жирной надежды,
я давно уже не доверяю природе.
Густые волосы её сплелись в ручьи…
Густые волосы её сплелись в ручьи,
слова обветрились,
глаза печальны,
тлеют угольки
те, кому говорят:
«Я тебя не люблю»,
никогда не поймут,
за что их можно не любить.
Собак я люблю меньше,
но тоже к ним неравнодушен,
так как с людьми у них много общего:
собачья жизнь,
не твоё собачье дело
(даже если у тебя есть дело, даже если своё)!
Все твари на четырёх ногах вызывают умиление,
собаки всегда много,
даже самой маленькой,
она занимает большую часть пространства
и каждого нового гостя хочет…
Если не покусать, то пригласить на половой акт,
танцуя танго с его ногой,
они шарятся по углам, ищут
то ли жратву,
то ли внимание к себе,
а когда находят –
начинают вилять хвостом и улыбаться,
потом, когда ты им уже наскучишь
как партнёр,
зевнут запахом всей своей зубастой души —
ну и вон (ну и вонь)…
Как друзья они хороши,
но, как и со всякими друзьями,
с ними надо гулять,
иначе обидятся
и насрут на ковёр, на паркет, в душу
верны хозяевам,
пока не увидят суку на горизонте,
а может, и не суку —
с ними также неприхотливы и неразборчивы
как и кошки, как и люди.
Мне нравится в них отсутствие комплексов —
где приспичило, там и отлил,
где устал, там и уснул.
Достал ты меня корреспондент,
пойду отолью.
У меня есть один знакомый гинеколог,
его зовут Казанова,
он знает всё
или почти всё об этой части Вселенной
и даже он не дал ответа,
географ,
на этот неудобный вопрос:
за что мы так любим?
Отвечал уклончиво,
другие органы,
ничего более,
главное – устроится поудобнее:
как в бутылке коньяк,
как в кресле кошка,
как на экране кино,
как в крови алкоголь,
как в светской беседе мат,
как на лице мина,
как точка в предложении,
как ложь во благо в том же предложении,
как мы с другими,
даже если они нас не устраивают.
– Любите животных?
– Мне нравятся кошки —
они не прикидываются, не льстят,
но в тоже время
их всегда можно погладить.
Они не пытаются научиться говорить
на человеческом языке,
говорят на родном,
не пытаются понять нас,
как мы их,
на х… мы им усрались,
им хорошо и с нами, и без нас,
не жрут что попало,
даже перед страхом смерти,
даже самих себя,
они закапывают свое дерьмо
и не считают это подвигом.
– Какое качество в кошках
вам импонирует больше всего?
– Сексуальность:
хочу, значит, и ты хочешь, дорогая,
вот послушай как я ору.
И эксбиционизм:
где вижу, там люблю.
Единственное, чего им не достает в спаривании —
это смены позы.
Только представьте себе такое —
это было бы ржачно.
Ещё люблю их отчаянность —
они всегда готовы драться
до последнего уха,
до последнего глаза –
но бабу мою не трожь!
Они вывели секс на пьедестал ночи,
в единственно приемлемый язык
между самцами и самками,
чего никогда не удаётся мужчине и женщине:
целуются, целуются,
а языка найти не могут.
Молчание на фоне доброго вечера
– Ну что, опять помолчим?
– Как и вчера.
– Вчера просто не было слов,
я забыл их в кафе.
– Да я помню —
пьяный пришёл,
щетина в росе чужого парфюма,
рассказывай, кому ты отдал
мне причитающиеся слова?
– Ничего я не отдавал,
стыдно сказать,
девушка у меня отняла
какими-то двумя поцелуями.
Нажал на кнопку
в ожидании лифта
с пакетом вчерашних отходов,
вонь источая,
мусор расчувствовался,
протекал слезами
давно обглоданной рыбы,
я сбрасывал с себя мысли о доме
одну за другой, как надоедливых насекомых,
пытаясь сосредоточиться на работе,
они убегали в проёмы шахты.
Наконец, лифт причалил:
зашёл не глядя,
за спиной застегнулись двери,
в углу сидела со спущенными штанами девушка.
Я пригляделся:
на унитазе,
«Простите», —
неловкость побежала мурашками за любопытством,
и она нагоняла, –
«Не беспокойтесь вы так,
мужчина,
нам поставили новый, с удобствами,
у вас не найдётся салфетки?» —
встала она, закончив,
наблюдая мою бесполезность,
застегнула молнию,
сдёрнула
в тот самый момент,
когда лифт швартовался к первому.
…Проглоченный червем метро,
я всё продолжал думать о лифте, о девушке,
люди меня сторонились,
на руке продолжал висеть пакет с мусором.
Некоторые вещи шокируют настолько,
что жизнь замирает —
от нас начинает попахивать отстоем.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу