Ринат Валиуллин - Стихи для гурманов 2

Скучно?
Спелую
возьмите в уста черешню,
зубами вонзитесь ей в самое сердце,
она напомнит вам
чьи-то сочные губы,
чей-то долгий пронзительный поцелуй,
ни больше ни меньше.

Кто-то от вас уходит,
а вы остаётесь,
так и не поняв, как кто-то
вообще способен от вас уйти
(поэтому он уходит сам для себя),
и вы продолжаете любить того,
кто уже давно ушёл,
спит с другой женщиной,
рожает с ней детей,
спит с другими женщинами,
от которых тоже уходит,
вы так и не смогли его в душе отпустить
вдруг кто-нибудь подберёт.

Знаю, что опаздываю,
но всё равно сижу,
как будто время растянется,
как желудок,
в который можно ещё впихнуть
больше, чем в мой рассудок,
у меня одно время года,
но неумолимо время,
как и весна,
вы и её ждали,
и вот она уже живёт
в вашей квартире,
пришла с работы
или из магазина,
свои ноги – в тапочки,
в суп —
куриные,
телевизор,
тает снег,
на кухне, в гостиной
исчезнут последние
предметы гардероба,
в спальне,
среди сугробов белых,
таких же белых.
– Весна! – воскликну, —
Как ты красива.

– Знала бы ты, как я скучал!
– Не тяни,
выкладывай.
– Пресные поцелуи других,
объятия,
ничто развлечь не могло меня,
эти пыльные спальни
и одна луна на балконе,
когда я выходил покурить,
усердно напоминала
ты видишь,
ты знаешь,
без тебя
мне действительно плохо,
настроение простужено.
– Так зачем же ты обнимался?
– Чтобы снова понять:
бывает и хуже.

Люди так или иначе раздражают,
может быть, через пять минут,
может быть, через пять лет,
но лучше если через пять минут,
так как отношения склонны к развитию,
дом, дети…
Копая, ты ищешь причину,
находишь радостно,
в образовавшуюся яму
думаешь врыть фундамент,
посадить дерево,
но тут тебя осеняет,
что это уже могила,
ты стоишь со своей лопаткой
на дне нежного тела женщины —
что же тебя не устраивает на дне любимой?

Окна выходят на ночь,
за ними выхожу я,
мозгу можно доверять —
он честен,
особенно, когда трезв,
я смотрю на мужчин,
но вижу женщин,
я смотрю на женщин,
но вижу мужчин,
я смотрю вдаль –
ночь наступила
на глаза,
холодный пол,
босиком обращаюсь
в темноту,
в ней тонет
бесконечности
ротовая полость,
волосатая звезда тьмы –
это всё, что греет,
всё, что заверну
в фольгу желаний,
батарея моя
сопит в постели,
в саване хлопковом
белой ванны,
ей не до переживаний.

Все сигареты вышли,
картонный дом опустел,
выгорели дотла в белых губах
бумажные тела.

«Дай закурить!» – как «Дай поцелую твою сигарету»,
больше никого так не люблю,
если быть откровенным —
вы делаете минеты его величеству
табаку.

Из домика выселили всех,
до последнего хабарика,
на двери табличка о вредности сигарения,
последняя папироска –
как мало в ней от бесконечности,
как много от исчезновения.

Жизнь моя устоялась,
но она всё ещё способна
испортить её другой,
даже симпатичной и дерзкой,
я думаю,
я думаю только,
я думаю только об этом,
я думаю только мозгом,
друзья незаметно уходят…
Если бы я умел думать сердцем…

Шаг в шаг сегодня по улице с подругой,
1 марта – солнца на две питерские весны,
чувак подлетел на крыльях – ангел,
знакомый моей подруги
подрабатывал
и раздавал прохожим
флаеры, как цветы.
Поздоровался,
воткнул: «как дела?»
и упорхнул.
Зачем он крылья нацепил, я не знаю,
может, так люди
охотнее из рук принимают купюры,
может, он жил рядом с птицефабрикой,
а хотел ближе к богу?
Когда мы отошли,
девушка меня спросила:
– Заметно, что он другой ориентации?
Кекс мне и вправду показался странным,
хотя у меня нет никаких половых предрассудков:
кому что нравится.
Ангел-гомосексуалист —
мир действительно так изменился
или только стебался?

Мой друг сказал, что у него уже очередь из книг,
и он опасается,
хватит ли ему жизни прочесть всё
до корки?
Его глаза, как алмазы,
режут страницы
ищут истину,
зерно,
когда выпадает зеро,
он сразу крест
ставит на писателе,
кладбище книжек в холле,
видимся часто,
я с ним говорю исключительно
о литературе:
что там нового в мире этой бабы,
она интересна,
но её не жахнуть
(я предпочёл бы одну единственную),
пока выстраивается хвост из произведений,
можно забыть о слабом
прекрасном поле.