Ринат Валиуллин - Стихи для гурманов 2

Сколько раз себе говорил:
не надо строить планов,
но они всё же нагромождаются,
фундамент мечты не выдерживает
их веса и желания,
всё рушится к чертям собачьим
в один прекрасный из самых прекрасных дней
лего каюк,
кубики не вставляются в кубики.
Разочарованный: засуньте себе их в задницу —
туда, где я теперь.
В жопе темно и скучно,
кто бы подсветил фонариком?
Много подручного материала,
но из говна строить не хочется:
опять всё рухнет.
Этот, с фонариком, меня успокаивает:
потихоньку всё образуется,
и к жопе привыкнуть можно.

У меня где-то на губах вертится Новый год
я поздравляю
и слышу примерно такое же: «И ты иди туда же»,
и улыбаюсь в ответ,
как разделанный мандарин,
съешьте меня
под игристое,
оно уже морем в берегах стекла
пенится,
стучит океаном внутри
старый год,
уходя,
бросает: «Пока!»
Корчится,
хлопает дверью,
забывает перчатки,
он вернётся за ними
скоро,
я не хотел бы.

На него легла ответственность,
он не ожидал такого поворота событий,
не думал, что так быстро,
она придавила его всей грудью,
нечем было дышать,
как же тяжело,
когда её так много,
так сразу,
так откровенно,
ведь могла же она и покривляться
ради приличия,
набить себе цену.
Нет, она распласталась
бессовестно:
– Бери меня,
я твоя!
– Ответственность, послушай:
ведь не могу же я тебя так просто взять
на себя?
– Можешь.
Не ты ли клялся, что любишь больше жизни,
только я вижу,
что ты уже испугался,
смой дерьмецо сомнений и страха,
и ты не пожалеешь,
в крайнем случае,
я
буду тебя жалеть,
иногда.

– Я люблю тебя, —
сказала она ему
и не поверила своим словам.
– Я тоже тебя люблю, —
сказал он ей
и тоже не поверил своим словам.
Вот откуда рождается недоверие у влюблённых:
сколько раз он и она ещё произнесут их?
Некоторые слова созданы
для того, чтобы им не доверять.

Поезд длинною в скуку,
констатация судеб,
в купе только двое,
звоночки в мозгу,
вся мораль к чертям собачьим,
беру трубку,
случайная связь,
как будто кто-то ошибся номером,
короткая, на
несколько поцелуев,
несколько слов вертятся,
и гудки —
ничего личного,
у случайности, в отличие от любви, нет физиономии,
я не помню её лица.

Большие города?
Здесь реакция происходит быстрее.
Большие проблемы?
Пожалуй,
больше ничего нет на свете?
Больше ничего, ты прав,
большие сиськи?
Цинично, но без комментариев.
Большая цена?
Шедевр.
Большая ответственность?
Как к этому относиться.
Большая необходимость в ней?
Почти всегда.
Большая зависимость?
Смертельная.
Большая разница?
С чем?
С большой дружбой —
пропасть.
Большая энциклопедия?
Смешанных чувств.
Большие глаза?
Сквозь большие слёзы
радости,
горя,
отчаяния.
Ну заверните,
я попробую.

Люстра закрыла глаза на спальню,
ноги выскочили из штанов,
как из припаркованной машины,
тело вошло по пояс в кровать,
покрывшись одеяла пылью,
он лёг на бок
спать,
лицо стекло по подушке
и образовало лужу,
мысли, бродячее бродячих собак,
искали ночлега,
в лузы закатились глаза,
сон вошёл в ночь и в человека,
ночь не могла без сна.

Верю. А ты мне веришь?
Слово облезло, как дервиш.
Знаешь. И я признаю.
Ад – это близко к раю.
Надо. Мне тоже надо
тёплое тело рядом.
Любишь. Я тоже влюбчив,
в этом есть что-то сучье.
Будешь. Я тоже буду
долго жить и занудно.
Сдохнуть. Кому не страшно?
Завтра станет вчерашним.
Ляжешь. Я тоже возле,
брошенные в навозе.

Я вошёл поправить счета,
в кассе толпился народ,
поочерёдно они
что-то протягивали в окошечко
без герани на подоконнике
из пуленепробиваемого стекла
с пуленепробиваемой тёткой,
что их объединяло?
Её, всю жизнь
считающую чужие купюры,
и ползущую червем
живую очередь
из нищих стариков и старух
с древним запахом —
с запахом того света
изо рта, от скелета,
гасящих свет,
телефон, квартплату
своего запущенного жилища,
среднего возраста женщин в чулках,
готовых надеть их на голову,
чтобы преступить
бедности ту черту,
дотаптывающих свою симпатичность
с грустными от рождения
детьми неврастении,
охранников кассы,
и остатков собственного мозга,
чего им не хватало в жизни?
Денег,
лица в окнах автомобилей —
как кактусы на подоконниках,
цветущие раз в году,
что их роднило с теми
в людской подземной реке,
в метро,
что образовали стены
или уже могилу
с видом на женщин, потерявших изюминку
из-за нудной бездарной работы,
на гастарбайтеров, потерявших родину,
на студентов – время,
на мужчин – мотивацию?
Что я не видел в этих разных глазах?
Я не видел мелочи —
счастья.