Лариса Миллер - Четверг пока необитаем

И голубь летает, большое крыло наклоня…

Пожалуйста, в эти прекрасные игры примите меня.

Пускай не летаю, пускай лишь неспешно хожу,

Но я с вами всеми, участники игр, дружу:

С весёлым мальчонкой, что едет на санках с горы,

И с воздухом вешним – он тоже участник игры.

Здесь всё хорошо. Хорошо проиграть, победить.

Примите меня. Я согласна всё время водить.

А я в сорочке рождена.

Мне от рождения дана

Земля иная в каждой точке.

Я правда рождена в сорочке.

Осталось лишь уразуметь,

Куда себя сегодня деть.

А я в сорочке родилась

Весной, в сорочке из батиста.

Сегодня даже тень лучиста,

И песенка моя слилась

С мелодией синички той,

Принявшей в празднике участье.

И как я смела это счастье

Назвать однажды маетой?

И снег белел, и даль лучилась,

А я счастливой быть училась,

Училась благодарной быть,

Не привередничать, не ныть,

Простые дни считать дарами.

И получалось временами.

А первый день весны как первые объятья.

А первый день весны, а первый день весны…

Сказать бы про него, привычных слов не тратя,

Поскольку все слова для этого тесны.

И всё же силюсь я сказать, что он неловок,

Как отрок, как юнец, влюблённый первый раз,

Не знающий ходов, не знающий уловок,

Не прячущий от нас своих влюблённых глаз.

Дышу неровно. Можно ли ровней

Дышать весной? Весна – такое дело:

Хрупка, пуглива, и не затвердело

Младенческое темечко у ней.

Ещё не загустела синева,

И воздух, как на высоте, разрежен,

И ты, любимый мой, со мною нежен,

Поэтому я до сих пор жива.

Давайте отменим унынье, упадок, урон.

О, как нынче воздух прозрачен, и горек, и сладок,

И слышится щебет со всех светоносных сторон

Весенних, сквозных. Мы на взлёте. Какой там упадок!

Коль трудно взлететь, то хотя бы на цыпочки встать.

Для всех, кому хочется жить, вариантов без счёту,

И если ещё не летал, то пора наверстать,

Услышать на счастье намёк и поймать его с лёту.

Я не знаю имён многих птиц, и кустов, и дерев.

А ведь с ними соседствую, даже касаюсь их взглядом.

Вот пичуга распелась, на голую веточку сев.

Но и я безымянна для них, хоть живу с ними рядом.

Может, так даже лучше, таинственней и веселей.

И меня здесь не знают, и мной этот мир не изучен.

Этот ствол заскорузлый, шершавый, в морщинах – он чей?

Этот март ослепительный, ветреный – кем он озвучен?

Пусть всё летит. Я буду отставать.

Я так люблю валандаться, лениться.

Пусть всё летит. Могу посторониться.

Так глупо задыхаться, уставать.

Нельзя ведь ни угнаться, ни успеть.

Я голубым не в силах надышаться.

Уйду в сторонку, чтобы не мешаться

И голубое в тишине воспеть.

Чуда всё ещё нет? Ничего, подожду.

Я пока подремлю, попишу, почитаю.

День едва начался там, где я обитаю.

Он поди не последний в текущем году.

Чуда жду терпеливо с младенческих лет.

Это много приятней, чем ждать электрички.

Всё никак не отвыкну от детской привычки,

Той, что счастью замена, как думал поэт.

И я свой вклад хочу внести

В пленительную эту сказку,

Вон ту голубизну спасти,

Ответить воздуху на ласку

И растопить улыбкой лёд,

Лучам всемерно помогая,

Сказать зарянке: «Дорогая,

Я твой ускорила прилёт».

Я так рада апрельскому небу нарядному,

И тому, что и мне, и тебе ненаглядному

Спать мешает свет утренний, солнечный, ласковый,

И что адрес домашний у нас одинаковый.

Да разве можно так влюбляться

В весну и так за жизнь цепляться —

За тени, за лучи, за то,