Коллектив авторов - Поляна №4 (6), ноябрь 2013

– А ну, пошел! Ты зачем сюда залез? Я же не тронул твое логово и волчат в июне, зачем ты нарушаешь закон тундры? – Сашка говорил спокойно, но строго, с металлом в голосе.

Матерый чуть пригнул голову, попятился и пропал за валуном. Олени были уже рядом, и Сашка поднял к плечу винтовку.

Упитанный бычок рухнул на бегу, остальные рогали бросились в воду и поплыли к небольшому островку метрах в двухстах от «домашнего».

Освежевав оленя, охотник расчленил тушу на части и прикрыл мясо шкурой от чаек. Прихватив заднюю ляжку, грудинку, и печень, поспешил к зимовью.

42. Таймыр

При взгляде на дверь у Сашки отлегло от сердца: она была подперта палкой, как он ее оставил. Но почему так тяжело в груди?

Глаза остановились на чурбане для колки дров, и Гарт чуть не вскрикнул: топор, как ни в чем не бывало, торчал в колоде!

– Вот он, злодей! – заорал Гарт. – Я его мщу, я его свмщу, я по дну морскому рыщу, а он вступил в преступный сговор с собакой и спрятался в колоде еще до отплытия! А совесть у тебя есть, башка твоя железная?

Топору стало уж-ж-жасно не по себе. Он закачался и упал с колоды кверху лапами. Обе щеки его тут же покраснели от стыда.

– Да ладно, чего уж. Иди ко мне дружок! Я очень рад, что ты остался дома, иначе лежать бы тебе на дне морском веки вечные. А скажи, где пес?

Но топор лишь тяжело вздохнул. Тары-бары не в обычае у топоров. Вот рубить тесать, колоть – это пожалуйста!

Довольный находкой, Гарт стер с топора ржавчину, вогнал его в колоду и снова внимательно осмотрелся: почему необычная тяжесть не уходит из сердца? Неужели пес погиб?

– Таймыр! – крикнул Сашка негромко. И затем уже изо всех сил:

– Таймыр, Таймыр, Таймыр! Иди к ноге, Таймыр!

И услышал слабый скулеж из пристройки. Рванул дверь. Собака лежала в дальнем углу. Подбежал.

– Таймыр! Ну, как ты?

Нос у пса был сухой и горячий. Таймыр заскулил тихонько, с трудом поднял голову и лизнул хозяину руку.

– Оголодал, что ли так? Не пойму, в чем дело. Ну-ка, давай на улку!

Поднимая пса на руки, Гарт заметил глубокую продолговатую яму между его передними лапами. Пес не только голодал, его мучила жажда. Прокопав мерзлоту до ледяной линзы, он грыз лед и, наверное, охлаждал в этой яме пылающую от жара голову.

Охотник осторожно уложил собаку на мох и в ярости сцепил зубы: бока, спина, ляжки и лапы Таймыра были покрыты свежими шрамами, местами шкура и шерсть висели клочьями. Рваная рана на спине между лопатками, куда пес не мог достать языком, все еще кровоточила и сочилась сукровицей. Лишь шея и загривок, опоясанные широким красным ошейником были целы. Дня три прошло, не меньше.

«Пожалел, я тебя, волчара! Ты друга моего не пожалел!»

– Значит, они тебя гнали, как оленя? Трое по тундре, а один в засаде, у избы поджидал?

Таймыр глянул виновато.

– Как же тебе удалось уйти? Дверь же закрыта!

– Гав! (Через катух собачий. Ты же сам доску там отодвинул, когда я еще кутенком был.)

– Так ведь лаз маленький!

– Гав! (Не сразу и пролез… Всю ж… изорвали. Спасибо за ошейник, боятся они красного цвета… Воды бы мне…)

– Ой, прости! Прости, Таймыр! Я мигом!

Гарт сбегал на ручей и принес собаке воды. Пес стал с жадностью лакать. А Гарт сделал раствор марганцовки и обработал псу раны.

– Кости целы, живот цел – заживет как на собаке!

– Гав! – согласился Таймыр.

– А теперь признавайся, сукин сын, почему ты удрал? Боишься опять о выхлопную обжечься или что?

– Гав! (Про выхлопную я забыл давно! А вот мотор скрежещет уж-ж-жасно всеми кишочками своими. Так мозги и сверлит – как железом по стеклу. А я не умею лапами уши затыкать, и от этого звука очень страдаю…)

– А-а-а!… Ну, вот, ясно теперь. Че ж раньше-то не сказал?

– Гав! (Так я лаял тебе в лицо сколько раз, а ты все: «Лежать, Таймыр, да лежать, Таймыр!» Непонятливый ты, хозяин!)

– Не серчай! Щас пировать будем. Свежина. Но без горчицы, уж извини.

– Гав! (Чай, не графья, сойдет!)

Таймыр съел кусочек мяса и отвернул голову: больше не надо!

Сашка отнес собаку в дом и положил ее на оленью шкуру у порога:

– Вот твое законное место. Отдыхай.

Пес уронил голову на лапы и стал наблюдать за хозяином. А Сашке стало тепло на сердце от этого извечного собачьего жеста: мы дома, все в порядке, будем жить!

Вскоре загудела печка, заплясали отсветы огня на стене, прогрелся дом, и вкусно запахло свежими лепешками на соде.

– Погоди ужинать, сначала мясо принеси! – строго заметил Александрос.

– Волки не трогают мяса «испачканного» человеческим запахом. Завтра!