Тарас Шевченко - Кобзарь

в шелка наряжаться

и жить госпожою.

Не замечу даже,

как промчатся сроки —

Станешь, словно княжич,

как ясень высокий,

стройный и красивый,

веселый, счастливый

и не одинокий.

Хоть со дна морского

сыну я достану

сотничью, купцову

дочку черноброву —

панну так уж панну!

Ходит в красных черевичках,

в зеленом уборе

по светлице павой-панной,

с ласкою во взоре

да с тобой ведет беседу;

в хате — словно в храме.

Я ж сижу в углу почетном

да любуюсь вами.

Ты, дитятко, сын мой,

любимый, единый, —

есть ли лучше в целом свете,

по всей Украине?

Нету лучше и не будет —

полюбуйтесь, люди!

Нету лучшего!.. А счастье —

счастье он добудет!»

Ой, кукушка, кукушечка,

Зачем куковала?

Долгие зачем ей годы —

сто лет предсказала?

Разве есть на этом свете

счастливая доля?

Эх, когда бы... мать смогла бы

с далекого поля

приманить для своих деток

и долю и волю...

Где там.... Ведь беда-злосчастье

встретит, не забудет.

На дороге ль, без дороги —

всюду, где есть люди!

Как цветок под ясным солнцем,

сына мать растила,

любовалась... Той порою

лег отец в могилу.

Мать осталася вдовою —

хоть и молодою

и с сыночком, а все тяжко...

С горем да тоскою

пошла она у соседей

попросить совета;

а они совет — батрачить —

дали ей на это...

Извелась и обнищала,

бросила подворье

и пошла в батрачки... Злое

не минуло горе.

Дни и ночи надрывалась,

подати платила...

И за три полтины сыну

жупанчик купила,

чтоб и ее, вдовье, в школу

дитятко ходило!

Ой, вы, беды-напасти,

вдовье горькое счастье!

Где гуляешь ты с ватагой

ясным днем и в ненастье

оборванцем-бродягой?

Богатому и на гору

вода потечь рада,

а бедному и в овраге

рыть колодец надо.

У богатых растут дети —

вербы на раздолье.

У вдовы ж один — и этот

что былинка в поле!

Дождалась батрачка счастья,

вырастила сына:

и грамотный и красивый,

хлопец — что картина.

Безмятежно и привольно

жизнь катилась вдовья;

и засматривались девки,

рушники готовя.

Полюбила богатая —

не поцеловала,

только зря ему платочек

шелком вышивала.

Кралось горе из-за моря

чрез леса и степи —

и подкралось... Стали хлопцев

заковывать в цепи;

И по тракту потащились

к городу обозы.

Шла вдова меж матерями,

проливая слезы.

Ночью на привале

стражу выставляли,

старую вдову к обозу

и не подпускали.

Ой, к приему привезли их —

забривать в солдаты.

Все-то мелки, недомерки,

все сынки богатых:

тот калека спокон века,

этот грудью шире,

тот горбатый, тот богатый,

тех в дому четыре.

И всех долой, и всех домой,

всем удача в мире.

У вдовы один лишь сын,

и тот как раз под аршин!

Снова бросила хозяйство,

сыновнюю хату.

Работала у евреев

за жалкую плату —

ведь крещеные не взяли:

«Стара, молвят, больно,

не справится!» И огрызок

кинут недовольно,

Христа ради... Не дай Боже,

Лучше б не родиться,

не дай Боже, чтоб богатый

Дал глоток водицы!

По копейке получала —

полтинник собрала,

Письмо сыну написала

да в войско послала.

Полегче стало. Год прошел,

и второй, и третий,

и четвертый, и десятый,

а ответа нет ей.

Нет весточки. Как тут быть?

Суму нужно брать ей,

идти... идти собак дразнить —

в путь, от хаты к хате.

Взяла суму, прошла селом,

на выгоне села

и в село не возвращалась...

День и ночь сидела

за околицей. А годы

пролетают глухо.

Сгорбилась да почернела —

не узнать старуху.

Да кому и узнавать-то!

Нищенкой убогой

все сидит себе да смотрит

в поле, на дорогу.

Дни за днями, ночь за ночью,

от ночей к рассвету...

А солдата — ее сына —

нету, нету, нету!..

В час вечерний над озером

буйный ветер лозы гнет.

К ужину родная сына

до зари напрасно ждет.

В час вечерний над озером

шелестит камыш слегка.

Поджидает подруженька

в темной роще казака.

В час вечерний ветер веет,

клонит кустик тощий;

плачет мать родная в хате,

а девушка — в роще.

Поплакала молодая —

запела на зорьке;

поплакала мать седая —

зарыдала горько.

И молилась, и рыдала,

кляла все на свете.

Ох, для матери вы тяжки,

несчастные дети!

Искалеченные руки

к небу подымала,

свою долю проклинала,

сына призывала.

Иль, оставив причитанья,