Тарас Шевченко - Кобзарь

не вызвал чтоб Иван Подкова

на поединок на волнах.

Встает волна за волною,

солнце на волне горит;

перед ними их родное

море плещет и шумит.

Гамалия, вот родные

пред нами просторы...

И не видно лодок, только

волн живые горы.

Край мой тихий, мать Украина,

чем ты искупаешь

грех великий, за кого ты

в муках погибаешь?

Или ты молитвы ранней

Богу не творила?

Иль детей своих ты честно

жить не научила?

«Я молилась, я трудилась,

я глаз не смыкала,

и детей своих я в добрых

нравах наставляла.

Как цветочки в чистом поле,

вырастали дети,

знала власть я, знала волю

на широком свете.

О, Богдан мой, сын мой милый,

горе мне с тобою,

что ты сделал, неразумный,

с матерью родною?

Над твоею колыбелью

песни злой неволи

пела я и со слезами

ожидала воли.

О, Богдан, когда б я знала,

что мне жизнь сулила,

я тебя бы в колыбели

насмерть задушила.

Овладели чужеземцы

моими степями,

дети мои на чужбине

бродят батраками.

Днепр мой, брат мой, высыхает

средь степей унылых,

а москаль по степи бродит,

роется в могилах.

Не свое он роет, ищет,

могилы тревожит;

но растет уж перевертень...

Вырастет, поможет

он хозяйничать в отчизне

чужаку... Спешите

и рубаху вы с матери

худую снимите!

Звери, звери, мать родную

терзать помогите!»

Вся раскопана, разрыта

старая могила...

Что нашли в ней? Что отцами

закопано было?

Эх, когда бы отыскать нам...

Отыскать нам клады, что земля сокрыла,

не плакали б дети, мать бы не тужила!..

Чигирине, Чигирине,

все на свете минет!

И святая твоя слава,

как пылинка, сгинет.

Мчит слава с буйным ветром,

в тучах пропадает...

Над землею летят годы,

а Днепр высыхает.

Рассыпаются курганы —

гордые могилы —

твоя слава... Не сберег ты,

старче, прежней силы,

и никто не молвит слова,

никто не покажет,

где ты стоял, зачем стоял,

и в шутку не скажет!

За что же мы панов рубили?

Орду бесчисленную били

и ребра пикой боронили

царевым слугам?.. Засевали,

жаркой кровью поливали

и саблями боронили.

Что ж мы сжали, что скосили??!

Злые травы... злые травы...

Воли горькую отраву.

А я, горемыка, на твоих руинах

даром слезы трачу; дремлет Украина

бурьяном покрылась, цвелью зацвела

сердце молодое в сырости сгноила.

И в дупле холодном гадюк приютила

а детям надежду в степи отдала.

А надежду эту...

Ветер гнал по свету,

сила моря разнесла.

Пускай же ветер все разносит

на трепетном своем крыле.

Пускай же сердце плачет, просит

священной правды на земле.

Чигирине, Чигирине,

друг ты мой единый!

Проспал простор степей и гор

и всю Украину.

Спи, опутанный корчмами,

пока день не встанет,

пока гетманам подняться

время не настанет.

Помолившись, и я б заснул...

Так думы мешают,

думы душу мне сжигают,

сердце разрывают.

Ой, не жгите, подождите,

может быть, я снова

найду правду горестную,

ласковое слово.

Может, выкую из слова

для старого плуга

лемех новый, лемех крепкий,

взрежу пласт упругий...

Целину вспашу, быть может,

загрущу над нею...

И посею мои слезы,

слезы я посею.

Пусть ножей взойдет побольше

обоюдоострых,

чтобы вскрыть гнилое сердце

в язвах и коросте.

Пусть выцедят сукровицу,

а нальют горячей,

светлой, свежей, чистой крови

молодой — казачьей!!!

Может... может... А пока что

меж ножами снова

Рута-мята расцветает,

и тихое слово,

мое слово, слово песни

богобоязливой

вспомнят люди, и девушка

с сердцем боязливым

встрепенется, будто рыбка,

слыша это слово...

Слово мое, слезы мои,

рай мой, рай суровый!

Спи, Чигирине! Пусть погибнут

вражеские дети.

Гетман, спи, пока не встанет

истина на свете.

Родила казачка сына

в зеленой дуброве;

дала ему кари очи

и черные брови.

Китайкою повивала,

святых умоляла,

чтобы их святая воля

сыну долю слала.

«Пошли тебе матерь Божья

своей благодати —

всего, чего мать не может

дать сама дитяти!»

Брала воду до восхода,

в барвинке купала.

До полночи колыхала,

до зари певала:

«Спи, мой милый...

Я в рощу ходила,

кукушку слыхала.

Она предсказала:

сто лет любоваться

я буду тобою,