Дмитрий Барабаш - Солнечный ход

И сто царей пытаются ворваться
в убогий мир, любому постояльцу
всегда открытый.
Полпланеты войск – людей живых,
умерших и воскресших,
размноженных тенями от теней,
рядами строят, на колонны делят.
И всех – на бой!
Слепым царям здесь верят,
не замечая выси голубой.
Вот вы: цари, визири и солдаты,
незрячие слепцов поводыри, —
как вы, в грозу из лужи пузыри
бельмом туманным смотрят
над собою,
и лопаются. Кто вы, главари
людских страстей,
пред высью голубою?

Что же снилось тебе
в Гефсиманском саду?
Расскажи свои сладкие сны.
Я стоял, как нагой,
привыкая к стыду —
не нарушить бы их тишины.

Что же снилось тебе
в Гефсиманском саду,
в тот растянутый музыкой час?
Я смычком по судьбе
до конца проведу,
полежу, как луна,
в Гефсиманском пруду,
не посмев дотянуться до вас.

Что же снилось тебе?
Расскажи свои сны.
О себе я не думал совсем
и скользил, как луна,
в облаках тишины,
и пытался понять,
как не видят луны,
и о чем Гефсиманские сны.

Расскажи, что приснилось?
Мне дороги сны
под кашатановой лаской тепла.
Люди, клацая сталью,
с другой стороны
пробирались, не ведая зла.

Девять муз исполняли танец
в храме любви.
И какой-то бутуз толстопузый
сидел в середине.
Ему нежные шорохи женщин
казались милы.
Он сидел, вспоминая свое
бесконечное имя.

Были четки в руках у него…
Сквозь отверстие в храме
солнце падало в круг.
Музы землю вращали ногами.
Пирамиды в руках, а не четки.
Не четки, а куб.
Как его ни крути —
появляется новое слово.
Этот мальчик был так же понятен,
как глуп.
Он творил этот мир.

И какой только верой они ни пытались понять,
и каким только зреньем узнать
сквозь приборные доски…
Безучастной была всех морей леденящая гладь,
и недвижно лежали луны золотые полоски.

Так мала становилась земля, что небесных теней
было видеть нельзя из-за их всеобъемлющей выси.
Из-под черной воды паруса отражали коней,
колесницы богов и оскал дрессированной рыси.

Развязка брезжила.
В лучах ослабевал
непрочный узел
на глазной повязке,
и мир вокруг привычно прозревал,
не оставляя места нашей сказке.

Всходило солнце
в миллиардный раз,
и утро пузырилось лимонадной
народной радостью,
как веселящий газ,
как лучик
в каждой клеточке тетрадной.

Мне игру страстей порочных
за окошком не унять.
Муравьи в часах песочных
повернули время вспять,
поднимая по песчинке в верхний конус день за днем.
Словно Хронос дал мне бонус,
чтобы нам побыть вдвоем.

Не отклоняйся от маршрута,
по звездам следуй в те века,
где жизнью воплотится чудо
и станут зримы берега.
Они, лежащие в тумане
еще не писаных страниц,
уже очерчены томами
великих книг, и вещих птиц
к нам протянулись голосами,
и указали ясный путь.
Вы только не сбивайтесь сами,
от плевел очищая суть.

Запах верблюда и зноя
сливался с землей.
Я ниоткуда ведомый
двугорбой спиной,
ноги, как корни,
пускавший в пески
предсказаний,
лица скрывавший
обрывками шелковой ткани —
странник, стремящийся к тайнам
немых пирамид,
мыслью узор наносил
на горячий гранит
и шлифовал его словом
на всех языках,
пальцем рисуя круги
на зыбучих песках.