Валерий Кузьмин - Вечерние окна Питера… (сборник)

Ты насыпал мне яду в рюмашку,
Я тебе топором в черепок,
Даже здесь не даю я поблажку,
Хоть давненько засыпал песок.

Любимые наши, прекрасные,
Конечно немножечко разные,
Манящие словно волшебницы,
И душам мужским вы преемницы.

Вы с утренней зорькою вставшие,
Пока со вчера мы уставшие,
По дому всегда вы с заботами,
Живете бывает с уродами.

И как-то вы все успеваете,
Бывает и нас замечаете,
А мы лишь к огромному празднику,
Подобно плохому проказнику

Спешим в магазин за подарочком,
Цветы и духи с перегарочком,
С улыбкой какой-то резиновой,
Клянемся в любви перед Зинами.

Иль Машами, Олями, Танями,
А утром слова те растаяли,
И вновь, как уж было заложено:
«Родная, где кофе и коржики?».

Как жаль что тот день есть
единственный,
Той Кларой и Розой втиснутый,
В дела и мужские и женские,
В заботы до боли болезные.

А может нам встать с позараночку,
И кофе с улыбкой в кроваточку,
И Маше и Лене, и Зиночке,
И будет вся жизнь наизнаночку.

Дарите женщинам цветы,
Дарите женщинам улыбки,
Они как звук нежнейшей скрипки,
Все созданные для любви.

Не раз в году на праздник их,
А неожиданно с улыбкой,
Вы иногда прочтите стих,
Пускай не свой, пускай с ошибкой.

Они же верят в красоту,
И вы ту веру поддержите,
Вложите в них всю доброту,
Мы же без них никто, поймите.

Почему так тихо в доме,
Может кто-то все проспал,
Муж с цветами на пороге,
Всю жену зацеловал.

Видно встал сегодня рано,
За цветами на базар,
И подарки по карманам,
Еле влезли, распихал.

Раз в году такое счастье,
Хоть денек пожить в раю,
Я сегодня как богиня,
Как же мужа я люблю.

Я не ангел и не бог,
И подвластен всем страстям,
Но с тобой не одинок,
Ведь нашел тебя не зря.

Так судьба распорядилась,
Кстати, очень хорошо,
Всяко будет, всяко было,
Ведь до гроба далеко.

Ты не злись, моя родная,
Мы не ангелы с небес,
Но душа моя живая,
Но и в ней пробежкой бес.

Проскользнул и растворился,
Зло ушло, пришло добро,
Я с утра опять влюбился,
Ты же солнышко мое.

Чтоб этот праздник не кончался,
Что бы с цветами был ваш дом,
И что бы каждый улыбался,
Как будто с вами он знаком.

Чтоб настроение на пять с плюсом,
И чтоб девятого с утра,
Вы ощутили бы со вкусом,
Что жизнь на этом не прошла.

Гули мой балкон облюбовали,
И воркуют громко поутру,
Жаль, что все загадили, не знали,
Что я тоже очень их люблю.

Пусть еще немного поворкуют,
Я уже картошки подварил,
Может быть и мяско нагуляют,
Чтоб навар, какой же будет пир!

И когда облизывая пальцы,
Кости собирая со стола,
Прилетели новенькие: «Здрасьте!»,
Пусть воркуют тоже до утра.

Таракан вдруг пробежал под пяткой,
Не успел родного придавить!
Ничего, мы с ним играем в прятки,
Он гадает: сколько ему жить?

Они жизнь свою совсем не ценят,
И толпою прутся не боясь,
Я же бью их тапками не целясь,
И сметаю веником в сенях.

Мох в ушах, а вы чего хотели?
Ногти сантиметров двадцать пять,
Лапти на ногах давно сопрели,
Проросли, давненько их не снять.

Елочный бушлатик приварился,
А под ним, не знаю как назвать,
Чем-то пахнет, чувствую что гнильцой,
Главное, по ветру не дышать.

Ерунда, бывает еще хуже,
Вдруг лесник наступит в неугляд,
Так прижмет, ну а потом отступит,
И уйдет, а косточки болят.

Ведь я стар, больной и одинокий,
И пахучий, как подгнивший гриб,
А в деревне кличут – бес безрогий,
Но ведь я с рогами – Лесовик.

Я пальцами ноги играл Шопена,
Костяшками локтей стучал фокстрот,
Я инвалид, но иногда и пена,
От песни изливалась между нот.

И мелочь в кепке золотом сверкала,
И к пиву прибавлялась не спеша,
А друг без глаз все напевал-Варшава,
Которую он взял уж не глядЯ.