Сборник: Народный эпос

«Эй, падаль, я вижу, что душу свою
Ты спрятать торопишься в пятки.
Не с войском стотысячным здесь я стою,
Бежать не спеши без оглядки!»

– «Стотысячным войском хоть мне пригрози,
Не дрогну. Рожден я не трусом!
Да будь предо мною хоть сам Айгази,
Сразился б я с этим безусым…»

Но больше ни слова добавить не смог:
Нажал Айгази на послушный курок.

Нажал на курок и пришпорил коня,
Чтоб мчаться на помощь к невесте,
Как вдруг услыхал он: «Оставив меня,
Навеки лишишься ты чести.

Я ранен смертельно. Как тонкая нить,
Вот-вот во мне жизнь оборвется.
Нельзя меня бросить, нельзя пристрелить,
Уважить обычай придется.

Меня положив головою на юг,
Где высится саван тумана,
Присядь в изголовье, как будто бы друг,
Молитву читай из Корана.

Душа улетит моя. Саблю возьмешь,
О камень холодный наточишь,
Проколешь губу мне, башку отсечешь,
К седлу своему приторочишь.
Домой возвратишься ты после того,
Как воин, что выиграл битву…»

И к югу лицом положил он его,
Прочел из Корана молитву.

Когда улетела душа из врага,
Его Айгази обезглавил,
Но, собственной чести отважный слуга,
Не к дому коня он направил.

Он, птиц обгоняя и бешено мчась,
Увидел двор княжеский вскоре.
С трусливой душою родившийся князь
Ворота держал на запоре.

В груди Айгази и тревога, и боль,
И ревность, как в рану попавшая соль.

Он крикнул, коня осадив у ворот:
«Я здесь, мое счастье земное!
Пусть ринется в битву весь княжеский род,
Тебя не отдам все равно я».

Открылась тут дверца с железным кольцом,
Невеста к нему подбежала,
В глаза заглянула и белым лицом
К руке и колену припала.
Легко, словно беркут свое же крыло,
Он поднял невесту к себе на седло.

«Лети, иноходец, дорогой прямой,
Скачи по тропинкам знакомым».
И вот прискакал он с невестой домой.
Коня осадил перед домом.

«О милая матушка, сыну в ночи
Ворота скорей отопри ты,
Скорее при свете дамасской свечи
На то, что привез, посмотри ты.

Привез тебе голову кровника я,
Взгляни и поплачь, если нужно,
А эта красотка – невеста моя,
Тебе она будет послушна».

– «Спасибо, сыночек! Тебе, молодцу,
Чье сердце не ведает страха,
Как славному воину, очень к лицу
Надетая лихо папаха».

Как сказали тебе: «Выезжай, Карт-Кожак, выезжай!»
Как надумал ты выехать наконец,
Вороного коня ты покрыл седлом,
Зарядил пищаль с блестящим стволом,
Молвил: «И перед скалами не отступлю!» —
И поехал над Карасу-рекой.
К сорока храбрым нартам ты прискакал.
«Ассалам алейкум вам, нарты!» – сказал.

«Ваалейкум салам, Карт-Кожак!
Подойди, поглядим на тебя, кунак,
Осуши этот рог, назови свое имя,
Мы, как конь под седлом, покоримся тебе».

– «Что вам имя мое? Ведь я – это я!
Ни перед кем не клонится шея моя.
Мой закон: «Светильника близких не тронь,
Не подбрасывай хворост во вражий огонь!»
Если имя мое вы хотите знать —
Карт-Кожаком – богатырем меня звать».

– «Если ты и впрямь богатырь, Карт-Кожак,
Свою удаль теперь покажи-ка нам.
Над узкой тропой, над черной рекой,
Где, как чаша каменная, водопой,
Где утесы нависли, где валуны,
Как подушки огромные, округлены,
Свою жвачку жуют Максуман табуны.
Угони табуны, если ты удалец.
Коль утонишь табун, ты по нраву нам,
Если пьешь – ковш я меду хмельного дам».

Выпил духом единым ковш Карт-Кожак.
И еще хозяин ковш нацедил,
Карт-Кожака рядом с собой усадил.
Не ответил им Карт-Кожак – пойду!
И не молвил им Карт-Кожак – не пойду!
Он поверх бешмета ружье надел,
На коня вскочил и, как вихрь, улетел.

По тропинке узкой, как ремешок,
Где бушует, ревет летящий поток,
По округлым склонам, крутым холмам
Поскакал он, путь держа к табунам.
На горном лугу, где синеют цветы,
Над рекой у обрывистой высоты
Дремал в траве табун Максуман.
Карт-Кожак объехал вокруг табуна,
А хозяйка, – и не проснулась она.
Трижды он объехал табун большой,
А что Максуман? Не проснулась она!
Сжалился он над девичьей душой,
Целиком весь табун Максуман угнал.
Шесть он гор миновал до вечерней поры
И дошел до седьмой, до Шасан-горы.