Сборник: Народный эпос

Потемнели небеса в тревоге,
Клубы дыма катятся, как вьюки,—
То Тимур пирует хромоногий,
Вьючит наше горе, наши муки.

С родниками, что текут издревле,
Кровь смешалась, но исчезла жалость:
Горе матерей – воды дешевле,
Честь невест с речным песком сравнялась.

Разве можно горцам Дагестана
Примириться с горькою годиной?
Разве можно горцам Дагестана
Не вступить в борьбу семьей единой?

У судьбы, как у арбы, – колеса,
Непрестанно времени круженье,
Высоко Тимур-хромец вознесся,
Началось теперь его паденье.

Хоть в аулах горских пусто ныне,
Хоть войска Тимура на вершине,—
Нет лесов, чтоб недругам укрыться,
Нет ключей, чтоб недругам напиться.

Терпкий дым окутал бездорожье,
Зной палящий давит нестерпимо,
Капля влаги – золота дороже,
Жизнь захватчиков – дешевле дыма.

Разметались вдоль долины горной
Недругов шатры, горя, как маки,
Разыщите горные потоки,
С воспаленной кожею вояки.

«Эй, гонцы, – сказал Тимур жестокий,
Разыщите горные потоки,
Эй, верблюдов к родникам отправьте,
Войску воду в бурдюках доставьте!»

Если б в мире не было печали,
Слезы на глазах бы не блистали,
Если б не было воды бесценной,
Не было бы жизни во вселенной…

Жизни нет для воинов Тимура,
Стон в шатрах, сидит властитель хмуро —
Нет воды! Верблюды – пред шатрами:
С мертвыми вернулись бурдюками!

На колени перед грозным шахом
Пал вазир, сказал, объятый страхом:
«Смилуйся, о шах неумолимый,
Никого в ущельях не нашли мы!

Только под утесом-великаном
Встретились мы с глупым мальчуганом
Мальчик пас последнего ягненка,
И спросили мы у пастушонка:

«Где тут к роднику лежит дорога?»
Он молчал, – скрестились наши взоры, —
Только голову он поднял строго,
Словно эти вековые горы».

– «Эй, вазир, – сказал Тимур, вскипая, —
Ты забыл, что голова дурная
Умного меча всегда боится.
Не открыл ты, где родник таится,
Почему же мальчика дурного
Не заставил ты сказать нам слово?»

– «О владыка, смилуйся над нами,
Ты об этом мальчике послушай!
Мы беседовали с ним кнутами
И его же палкою пастушьей,
Но вели мы разговор впустую:
Он упал, но голову дурную
Высоко по-прежнему держал он,
О воде ни слова не сказал он!»

– «Эх, вазир, – сказал Тимур, вставая, —
Ты забыл, что голова дурная
Умного меча всегда боится,
Ты 6 огнем спалил мальчишке ноги,
Чтобы сразу вспомнил ум убогий,
Где вода желанная струится!»

– «Смилуйся, владыка с мощным станом!
Разговор вели мы с мальчуганом
Пламенем, железом раскаленным —
Не ответил ни слезой, ни стоном.
Может быть, тебе он слово скажет,
Золото ему язык развяжет?»

Перед шатром Тимура-падишаха
Мальчуган стоял, не зная страха.
Он воскликнул, не потупя взгляда:
«Падишах, мне золота не надо!
Если недруг золото предложит,
Сын родную мать продать не может,
Родину продать народ не может!»

Дерзко очи мальчика блистали, —
Приказал их выколоть властитель,
Дерзко речи мальчика звучали, —
Языка лишил его властитель.
Не вода забила ключевая, —
Это кровь горячая вскипела,
И, казалось, гордо умирая,
Землю Дагестана обагряя,
Говорит родник светло и смело:
«Пусть низвергнутся туман и тучи,
Чтоб враги не вышли из ущелий,
Пусть утесы наши станут круче,
Чтоб враги пробраться не сумели!
Пусть в теснине стану я скалою, —
Пред врагом обратный путь закрою!»

Если есть в душе твоей желанье
Горячей, чем пламени пыланье,
То всегда исполнится желанье —
И быстрей, чем пламени пыланье:
Пастушонок стал скалой в теснине, —
Та скала стоит у нас поныне!