Кто смеётся? Боги,
Дети да глупцы.
Люди, будьте строги,
Будьте мудрецы, –
Пусть смеются боги,
Дети да глупцы.
Мир над чем смеётся,
И зачем смешит?
Всё, что вознесется,
Запятнать спешит.
Тёмное смеётся,
Скудное смешит.
Побеждайте радость,
Презирайте смех.
Где одна лишь сладость,
Там порок и грех.
Подавляйте радость,
Побеждайте смех.
Вечер мирный наступил
День за рощею почил,
В роще трепетная мгла
И прозрачна, и светла.
Из далёкой вышины
Звёзды первые видны.
Между небом и землёй
За туманною чертой
Сны вечерние легли,
Сторожа покой земли.
«Живы дети, только дети…»
Живы дети, только дети, –
Мы мертвы, давно мертвы.
Смерть шатается на свете
И махает, словно плетью,
Уплетённой туго сетью
Возле каждой головы.
Хоть и даст она отсрочку –
Год, неделю или ночь,
Но поставит всё же точку,
И укатит в чёрной тачке,
Сотрясая в дикой скачке,
Из земного мира прочь.
Торопись дышать сильнее,
Жди, – придёт и твой черёд.
Задыхайся, цепенея,
Леденея перед нею.
Срок пройдёт, – подставишь шею, –
Ночь, неделя или год.
«Придёшь ли ты ко мне, далёкий, тайный друг?…»
Придёшь ли ты ко мне, далёкий, тайный друг?
Зову тебя давно. Бессонными ночами
Давно замкнулся я в недостижимый круг, –
И только ты один, легчайшими руками
Ты разорвёшь его, мой тайный, дальний друг.
Я жду, и жизнь моя темна, как смутный бред,
Толпятся чудища перед заветным кругом,
И мне грозят они и затмевают свет,
И веют холодом, печалью да испугом.
Мне тяжко без тебя, вся жизнь моя, как бред.
Сгорает день за днём, за ночью тлеет ночь, –
Мерцает впереди непостижимым светом
Гора, куда взойти давно уж мне невмочь.
О, милый, тайный друг, поверь моим обетам
И посети меня в тоскующую ночь.
Ускользающей цели
Обольщающий свет,
И ревнивой метели
Угрожающий бред…
Или время крылато?
Или сил нет во мне?
Всё, чем жил я когда-то,
Словно было во сне.
Замыкаются двери, –
И темнеет кругом, –
И утраты, потери,
И бессильно умрём.
Истечение чую
Холодеющих сил,
И тоску вековую
Беспощадных могил.
«Не стоит ли кто за углом?…»
Не стоит ли кто за углом?
Не глядит ли кто на меня?
Посмотреть не смею кругом
И зажечь не смею огня.
Вот подходит кто-то впотьмах,
Но не слышны злые шаги.
О, зачем томительный страх?
И к кому воззвать: «Помоги»?
Не поможет, знаю, никто,
Да и чем и как же помочь?
Предо мною темнеет ничто,
Ужасает мрачная ночь.
«Пышен мой город и свят…»
Пышен мой город и свят
Мраморным и золотым.
Нега роскошная вся
Так недоступна чужим.
Мимо суровых людей,
Мимо закрытых ворот,
Не подымая очей,
Отрок усталый идёт.
Рваное платье в пыли,
Ноги изранены в кровь.
Бедное чадо земли!
Скудная наша любовь!
Что же любовь призывать
По каменистым путям!
Дальше, туда, где трава
Тихо приникнет к ногам.
«Я верю в творящего Бога…»
Я верю в творящего Бога,
В святые заветы небес,
И верю, что явлено много
Безумному миру чудес.
И первое чудо на свете,
Великий источник утех –
Блаженно-невинные дети,
Их сладкий и радостный смех.
«Он тёмен и суров, – и взор его очей…»
Он тёмен и суров, – и взор его очей,
Пугая чистых дев и радостных детей,
Прельщает зрелых жён, и отроков порочных
Тревожит в сонной мгле мечтаний полуночных.
В очах его тоска, и бледен цвет лица.
Потупит очи он – похож на мертвеца.
Черты его лица смешны и безобразны, –
Но им волнуют жён и отроков соблазны.
«Она зарёй ко мне пришла…»
Она зарёй ко мне пришла, –
Взглянула, засияла, –
Лаская нежно, обняла
И долго целовала.
И повела потом она
Меня из дома рано,
Едва была озарена
Туманная поляна.
И всё пред нею расцвело,
И солнце восходило,
И неожиданно светло
И весело мне было.
Она показывала мне
На небе и в долине,
Чего я даже и во сне
Не видывал доныне.
Читать дальше