Константин Бальмонт - Том 2. Стихотворения

Но нас не слышит Игдразиль
  Таинственных судеб.
Мы в мед сольем цветную пыль,
  Но мед наш сложим в склеп.

И лишь в глубокий час ночей,
  Когда так вещи сны,
Узор звездящихся ветвей
  Нам светит с вышины.

Небо, тебя я пою,
Напевом прерывным.
Небо, тебя я пою,
Красоту голубую твою.
Но ты мне не будешь отзывным.
Все, что в себе ты таишь, колыбель несосчитанных звезд,
Ты для себя создаешь, и лелеешь, качаешь,
Бросишь кометы, планеты кругом расцвечаешь,
Бездну вспоишь и над бездною вытянешь мост.
Но на призыв, на призыв лишь загадками мне отвечаешь,
Ты – водоем,
Вечно в себя из себя истекаешь, играешь, колодец эфирный.
Ты – водоем,
Взглянешь – утонешь в богатстве твоем.
Если кому быть богатым, так Бездне, конечно, всемирной.
Роскошь твоя – без конца.
Только зачем же я беден?
Небо, быть может, ты любишь, что падают слезы с лица?
Может, кому я свечу, потому что от боли я бледен?
Звезды ведь бледны на Млечном Пути.
Что ж, мое сердце, сердце людское,
Порвись и цвети.
Красок так много, возьми сочетанье любое,
В золоте, в пурпуре можешь взрасти,
Тешься, играй, расцвети, отцвети.
В Море утонешь, красиво оно, голубое.

Твой вечер настанет, и вместо всемирности вольного света,
За Солнцем погасшим, затеплишь ты в тесном покое свечу.
Твой вечер настанет. Кончается лето.
За летом? За осенью? Что там? Молчу.
Мы любим, хотя нам и жутко от тени,
Мы любим законченность комнат знакомых с узором немых половиц.
Крыльцо на запоре. Не хрустнут ступени.
Немые!
Дрожат на стене, как живые,
Отраженья движений.
И в странном, в каком-то церковном сближеньи сочетаются бледности лиц.
Без звука веселий,
Глаза утопают в глазах.
Что скрыто в их безднах? В них духи сейчас пролетели?
В них омут печали? В них сказка свидания? Страх?
Никто не придет к вам. На версты кругом закрутились завей метели.
Не плачь и не бойся. В затеях-завеях мы тонем, но светим, как звезды в ночах.

При Море черном стоят столбы.
Столбы из камня. Число их восемь.
Приходят часто сюда рабы.
И сонмы юных несут гробы.
Бледнеют зимы. И шепчет осень.

Порой и звери сюда дойдут.
Порой примчится сюда и птица.
И затоскуют? Что делать тут?
Пойдут, забродят, и упадут,
Устав стремиться, устав кружиться.

При Море черном стоят столбы.
От дней додневных. Число их грозно.
Число их веще меж числ Судьбы.
И их значенья на крик мольбы: –
Навек. Безгласность. Враждебность. Поздно.

День меняется на вечер, коротается,
Солнце красное на Запад содвигается
Лес зеленый на пределах стал светлей,
Лес зеленый в чаще принял тьму теней.
В путь-дорогу, в путь-дорогу, в даль скитания,
Воздохнув, пошли, идут мои мечтания
Белый лик, тесовый гроб, туман, тоска
В путь-дорогу. В путь Дорога далека.

Парки, Норны, Суденицы,
Назначающие час,
Необманные Девицы,
Кто вам, страшным, предал нас?
Парки, Норны, Суденицы,
Скоро ль мой настанет час?

Ткань готова Бредил Случай.
Я встречался с Красотой.
Больше, Миг, меня не мучай,
Не сменяй черту чертой.
Да укроюсь черной тучей,
Да упьюсь моей бедой.

Это – Было, Есть, и Будет –
Раздробило цельность сна.
Норны, Север да остудит
Сердце, где жила Весна.
Пусть меня весь мир забудет.
Мной забыт он Тишина.

Тесовый гроб, суровый грот смертельных окончаний,
В пространстве узких тесных стен восторг былых лобзаний.

Тяжелый дух, цветы, цветы, и отцветанье тела,
Застылость чувственных красот, в которых жизнь пропела.

Безгласность губ, замкнутость глаз, недвижность ног уставших,
Но знавших пляску, быстрый бег, касанье ласки знавших.

Тесовый гроб, твой ценный клад еще прекрасен ныне,
Не сразу гаснет смелый дух померкнувших в пустыне.

Но, тесный грот, твой мертвый клад в ужасность превратится.
Чу, шорох. Вот Безглазый взгляд. Чу, кто-то шевелится.

Путь туда – бесповоротный,
В безызвестную страну,
Может, к низости болотной,
Может, в вечную Весну,
Может, к радости вольготной,
Может, в омут, вниз, ко дну.