Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения

Тридцатилетняя война
Была не более ужасна,
Чем власть, которая дана
Судьбой слепцам блуждать напрасно.
Вот за слепым поводырем
Спешит незрячая охота,
Как за невидящим царем
Тупые варвары без счета.
Кровавых нужно им добыч,
В соседстве с ними жизнь не дышет,
И кинь какой ты хочешь клич,
Слов разума их слух не слышит.
И не с рогатиной они,
Не на медведя, не на волка,
На тех, кто, мысля искони,
Не одного с лжецами толка.
Сто миллионов оплели
Кроваво-грязной паутиной,
Тысячелетний храм в пыли,
Века свершений взяты тиной.
Где от могучего Петра
Сверкало яркое наследство,
Теперь барсучья там нора
И с насекомыми соседство.
Где златоглавая Москва
Являла творческие силы,
Там стали все дома – хлева,
И каждый час растут могилы.
Где были желтые моря
Многозернистой пышной нивы,
Там смерть, с болезнью говоря,
Лишь эти две многоречивы.
Слепой паук все тянет нить,
Сплетает лживое витийство.
О, кто придет – убийц убить,
Чтоб, их убив, убить убийство!

На мысль есть мысль, на слово – слово,
На пламень – пламень, гнев – на гнев.
Но в человеке есть основа
Сдержать себя, перекипеть.

И с тем, кто мыслит вовсе розно,
И с тем, чье слово не мое,
Могу я слиться многозвездно
И, жизнь приняв, любить ее.

Но с тем, чье красноречье – пули,
Кто нож берет на довод мой,
Мне будет холодно в июле,
И душно будет мне зимой.

Но с тем, кто хочет лишь насилий,
Кто лжет в бездонность темноты,
Любая лошадь будет в мыле,
Не пробежав и две версты.

Но кто во всем лишь соглядатай,
И только чтит свой узкий лоб,
С тем бедный также, как богатый,
Найдет лишь нищенство и гроб.

И тех, кто знает лишь расстрелы,
С кем гнет и ржавчина цепей,
В людские не включай пределы: –
Кто Смерть призвал, тот будет с ней.

И был их легион, вошедших в одного.
Бесами мучимый, свиреп был бесноватый.
О камни бился он. Не слушал никого.
Тысячеглавый дух крутился в нем, рогатый.

Никто не в силах был безумца укротить.
В горах, в гробах кричал он с мощью исполинской.
Оковы разбивал, и цепи рвал как нить.
Но Некто был сильней над влагой Гадаринской.

Увидев же Его, он кланялся Ему.
«Что до меня Тебе?», – воскликнул издалека.
Но Некто был сильней, и сеющего тьму
Заклял Он выйти вон. Слепым грозило Око.

«Как звать тебя?», – спросил. – «Мне имя легион.
Мы бешенствуем здесь. Нам в том одна дорога.
Не мучай. Не гляди. Не высылай нас вон.
Сын Бога, дай нам быть. Дозволь во имя Бога».

И Он дозволил им, бесам, войти с свиней.
Свиные голоса слились в зверином хоре.
По взморью пробежал мгновенный пляс огней.
И стадо с крутизны всем грузом сверглось в море.

А тот, кто был свиреп и в душных жил гробах,
Сидел одет, умыт, и был в уме он здравом.
Сквозь тьму двух тысяч лет прорвался новый страх.
Но Некто, кто сильней, ведет нас к новым славам.

Кто не со Мною, тот против Меня.
Не собирая со Мной, расточает.
Вышняго слушайтесь сердцем огня.
Дух наш предельную пытку встречает.

Древо познаешь всегда по плоду.
Тайности в час свой становятся видны.
Злыми как можете видеть звезду,
Если вы здесь порожденья ехидны.

Доброе, добрый выносит вовне.
Злой же выносит сокровище злое.
Зримы все ваши блуждания Мне.
Дух ваш как дно обнажился морское.

Где красовалась вся бездна морей,
В солнце песчаные мертвы пустыни.
Не исполняющий воли Моей
Волей Отца осуждается ныне.

Как был Иона во чреве кита
Меру трехночья и меру трехдневья,
Меру и ваша пройдет темнота,
Прежде, чем Бог снизойдет к вам в кочевья.

Растоптавшие Христа,
Умножающие гной,
Люди лающего рта,
Люди совести двойной.

В понедельник скажут «Да»,
И во вторник скажут «Нет»,
И повсюду и всегда
Превращают жизнь в скелет.

Лгут, что им желанен труд,
Пулей всем велят: «Молчи».
Как разбойники берут
И живут как палачи.

Сотни тысяч строят в ряд
Лишь затем, чтоб их убить,
Песьим лаем говорят,
Тянут дьявольскую нить.