Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения

Смотрит в раскрытые окна, где зорями дразнят пурпурности штор.
Вечер разорванный в ночь превращается, черным становится взор.
Молча идет на постель одинокую, вот, уронила слезу.
Слезы срываются, ливнем срываются, – дождь в громовую грозу.

Солнце есть женщина. Имя – Окэра.
Днем она светится. Бродит внизу.
Ходит, восходит. Свершается мера.
Тучи проводит. Сбирает грозу.

Вот нагулялась в полях распростертых.
Хочется спать ей. Уютно ли тут.
Солнце проходит чрез области мертвых.
Только приблизилась, тени растут.

Солнцу блестящему призраки рады,
Смотрят, толпятся, зовут погостить.
Только недолги ночные услады,
Утром ей нужно от них уходить.

Призраки Солнце из тьмы провожают.
Красного шкуру дают кэнгуру.
Скучно им. Пасмурны. Сумрачно тают.
Солнце же красным встает поутру.

Солнце создал Гром. Сказал:
«Будь!» И прочь прогрохотал.
Солнце – светлая жена,
Громом в бурю создана.

Две ноги всего ей дал.
А ходить ей приказал.
Две ноги, и много рук.
Видишь, сколько их вокруг.

«От зари и до зари»,
Солнцу Гром сказал, «гори!»
От зари и до другой
Солнце ходит над Землей.

Ночь. Работа свершена.
Хочет есть и пить она.
В Землю спустится, в туман,
Корни есть и игуан.

В Море спустится и пьет.
Морем черным Ночь течет.
Солнце с Громом в Море спят.
Завтра будет гром и град.

Когда Окэрка родилась,
На Небе был Восточный час.
И распустился там цветок,
Он называется – Восток.

Пошла гулять. Идет. Плывет.
Прошла весь синий Небосвод.
Вдруг видит жаром полный сад.
Он называется – Закат.

В саду глядела на цветы,
И захотела темноты.
Нырнула в Море, скрылась прочь.
Зовут то Море в мире – Ночь.

«А где же первый мой цветок?»
Окэрка снова на Восток.
И новый цвет блестит, горя.
Он называется – Заря.

Когда в седые времена
Не загорались, как теперь,
В выси ни Солнце, ни Луна,
Был человек, и был он зверь.

Он жил. Он умер. Погребли.
Уж минул год. Вдруг он встает.
Как юный отрок из земли.
И прямо – в быстрый хоровод.

Бежать в испуге – все кругом.
«Не бойтесь»! крикнул: «Будет час,
Я снова буду мертвецом,
Но жив, я жив на этот раз».

«Не бойтесь. Будем длить игру.
И будем в плясках и в цветах.
Когда же снова я помру,
Светло воскресну в Небесах».

Кто не послушался его,
Тот так и умер в тот же час.
А отчего? Да оттого,
Что в плясках час торопит нас.

А сам он вырос, жил и жил.
Когда ж он умер раз, с весной,
Он в свите вспыхнувших светил
На синем Небе стал Луной.

И вновь к нему приходит смерть,
И вновь, как в звонах нежных струн,
Взнеся свой тонкий серп на твердь,
Живет он жизнью юных лун.

Когда ж в ночах поет вода,
Но наш его не видит взгляд,
С двумя он женами тогда;
В стране, зовущейся – Закат.

Когда скончались племена,
Что были звери здесь и птицы,
Тогда ущербная Луна
Ждала совета от Зарницы.

Когда скончались племена,
Что были птицы здесь и звери,
Вмиг стала звездной вышина,
Чтоб в мире не было потери.

И вон – созвездие Орла,
И вон – созвездье зоркой Рыси,
Вся степь небесная светла,
Покрыты душами все выси.

А та звезда, чей яркий сон –
Меж малых звезд в узоре тесном,
То Ворон, Черный, это он,
Со свитой жен, в пути небесном.

Выходи, дочь моя, чтоб тебя,
Кто-нибудь,
Пав на грудь,
Ел, любя.
Коль теперь дать себя,
Ты вкусна,
Будет есть, ты на вкус так нежна.
Свежий мед
Будет есть, будет пить,
Обоймет,
Будет пить,
И любить.
А себя
Не отдашь ты теперь,
Жить скорбя
Будешь тускло, – о, верь.
Выходи, дочь моя, чтоб тебя,
Кто-нибудь,
Пав на грудь,
Сжал, любя.

Роно-Акуа в Гавайях зеленых,
В древние дни, над морской глубиной,
Жил на полянах, бродил и на склонах,
Вместе с своею красивой женой.
Каики-Рани-Иари-Опуна.
Так называлась владычица грез.
Дом их – скала. Над кипеньем буруна.
Некто однажды взошел на утес.
Голос раздался к владычице Роно:
«Каики-Рани, шлет милый – привет.
Мужа оставь. И красивое лоно
Милому дай. С ним разлучности – нет».
Роно, услышав притворные речи,
Схвачен безумьем, супругу убил.
Долго искал с ненавистником встречи,
Плакал о нежной, с кем счастлив он был.
Все он, безумный, избегал Гавайи,
Бешено бился со встречным любым,
Встречных избил он огромные стаи.
Люди дивились «Он Злым одержим!»
Роно ответствовал: «Да, я безумный,
Но любовь моя к ней велика.
Ибо в тиши, и над бездною шумной,
Вижу ее, но она далека».
Игры устроив, в поминки желанной,
Роно промолвив «Прощайте» друзьям,
В море пустился в пироге трехгранной,
К дальним, к туманным, к безвестным краям.
Все ж возвестил он из бездны кипучей:
«Я возвращусь, как пройдут времена,
Будет пирогой мне остров плавучий,
Там будут ветви – цветы – тишина».