Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения

В прозрачном сентябре, так звонно-золотистом,
Валежник хрустнувший свой ладан задымил.
Топазы на ветвях с небесным аметистом
Уравномерили в двух душах пламень сил.

Поверх немых корней еще живут былинки,
Там в дальнем озере мерцает бирюза.
Скользя по воздуху, звездятся паутинки,
И ты глядишь в костер, полузакрыв глаза.

  Сестра ли ты? Жена ли ты?
    С тобой вступил я в пир.
  Нам были кубки налиты,
    И в них гляделся мир.
  Ты вольная. Не в клетке я.
    Нас нежит ураган.
  Нам были яства редкие,
    Напиток счастья дан.
  И я теперь по пламени
    Сполна читаю нас.
  Как ходы битвы – в знамени,
    Так в мигах был наш час.
  С тобой всегда, любимая,
    Сквозь ночь смотрю в зарю.
  И пламени и дымы я
    Равно боготворю.
  Качнется миг неистово,
    Я слышу, что не лгу.
  Ты цвет цветка златистаго
    На дальнем берегу.
  И опьянюсь я лицами
    Заокеанских стран.
  Но ты качнешь ресницами,
    Но ты прямишь свой стан.
  Качнется миг, но истово
    Мы в страсть роняем страсть.
  Из царства колосистаго
    Спешит зерно упасть.
  Падет зерно со звонами,
    Плеснет волна к волне.
  За рощами зелеными
    Есть лес цветном огне.
  Цветами мы и зернами
    Украсили костры.
  Морями я узорными
    Стремился до сестры.
  Сестра ли ты? Жена ли ты?
    Я верил кораблю.
  Резные кубки налиты,
    И в пламени – Люблю.

Я долю легкую несу,
  Во мгле моих гаданий.
Мой дом в саду, мой сад в лесу,
  Наш лес на Океане.
Я долю легкую несу,
  В огне моих скитаний.
Я полюбил одну красу,
  Быстрейшую из ланей.
Так. Долю легкую несу,
  Сноп лучевых касаний.
Я тку из солнца полосу
  Бессмертных ожиданий.

В зеленом Капбретоне,
На грани разных стран,
Мы все в одном законе: –
Гудит нам Океан.
  Рассыпчатаго смеха
  Так много у него.
  Гудит лесное эхо,
  Что день есть торжество.
На колокольне древней
Гудят колокола,
Что в ночь еще напевней
Звездящаяся мгла.
  Но шмель дневной, над входом
  В цветок, гудит в простор: –
  «Цветы – лишь воеводам,
  А пчелы – это вздор».
А в вереске цикада
Сравняла ночь и день: –
«И день и ночь – услада,
Лишь в звук себя одень».
  Еще одна цикада
  Кричит, вскочив на пень: –
  «Мне ничего не надо,
  Пою, когда не лень».
И ржет еще цикада,
Как малый конь-игрень: –
«Мне ночью – ночь услада,
А днем – люблю я день».
  И трелит, схвачен светом,
  Мне жавронок лесной: –
  «Я здесь звеню – и летом,
  И в осень, под сосной».
В таком мы здесь законе,
Таков наш с миром счет,
В зеленом Капбретоне,
Где изумруд течет.

Мир вам, лесныя пустыни,
  Бабочки, ветви, цветы.
Змей я встречаю здесь ныне,
  Но никогда клеветы,
Мир вам, дубравныя рощи,
  Сосны, весь бронзовый – бор.
Здесь, без людского, мне проще
  С ветром вести разговор.
Мир вам, в сапфировом небе,
  Звезды, созвенная нить.
Благословляю мой жребий –
  Звездным и солнечным быть.

Порожденный от Солнца,
Сердцедуги золотыя,
Я рудой и вы рудыя,
Семя в землю бросил я.
Легкий ветер помогал мне,
И для вашего закала
В небе молния сверкала,
С неба падала змея.
Дождь серебряный с лазури,
Жемчуг росный в зорях лета.
Волны солнечнаго света
Влились в желтый аксамит.
Стала земь супругой неба,
Цвет литавры многотрубен,
Золотится звонный бубен,
Царь-подсолнечник – горит!

Лесной стишок синичке
  Зачем не написать?
У этой малой птички
  Вся жизнь – и тишь, и гладь,
Скользнет от ветки к ветке,
  И с ветра на сучок, –
Синицы не наседки,
  Их дух – всегда скачок.
Но мыслит не скачками
  Крылатый синецвет: –
Нежнейшими стихами
  Звенит лесной поэт.
Чистейший колокольчик,
  Тончайшая игра.
Как бы на фейный стольчик
  Кто бросил серебра.
«Пинк-пинк» сребристозвонный,
  Воздушное «Вить-вить»,
И меди озаренной
  Добавит в эту нить.
Кто друг веселой птички,
  Тот слышал меж стволов,
Что в голосе синички
  Живет девятислов.
Синичкина свистулька
  Оживший к жизни лист,
Играющая пулька,
  Чей взлет, – жужжащий свист,
Синичкина свирелька,
  В древесной тишине,
Не малая неделька: –
  От осени к весне.
Все певчие умчали
  В заморские края.
Синичка – без печали –
  Поет: «Здесь я! Здесь я!»
А Море – что же Море?
  Поет одно «Аминь».
В синичкином уборе
  Живет морская синь.
Волною ли проказить,
  Вертеть веретено,
Или по веткам лазить, –
  Не все-ли нам равно?
Лишь только быть веселым,
  За дело, чуть соснув,
И комарам, и пчелам,
  Являть свой острый клюв.
И грех мой был не малый,
  Сказал я – тишь да гладь.
Нет, нрав тут разудалый,
  Ничем не удержать.
Какая тишь, где звуки?
  Какая гладь, когда
Она упорна в стуке,
  Как дятел – как беда?
Почувствует личинку
  Под крепкою корой, –
И заведет волынку,
  Натешится игрой.
Почувствует, что близко
  Какой-нибудь удод, –
В ней ярость василиска,
  Подальше, заклюет.
Неловкая глупица –
  Ей ненавистный вид: –
В три раза больше птица,
  А мозг в ней раздробит.
И снова с ветки к ветке,
  Опять в пролом дупла,
И делает заметки
  По всей коре ствола.
Живет! Живет не грубо! –
  «А ну, еще скакну
От каменнаго дуба
  На красную сосну!»
Синичка, ты кузнечик,
  С кем ветер не чужой.
Ты малый человечек,
  С великою душой!