Сергей Кречетов - Четыре туберозы

«Нам мешают. Нам мешают. Нам не дают вспомнить».

Высоко над ними большая серая сова поедала старенького гнома — он не плакал…

Отец Антоний перенёсся к себе домой, а дома записал гнома в своё поминанье и помолился за него. В этот день он так много видел, и его большая голова так много думала, что, в конце концов, он ничего больше не мог понять. Его голова была очень утомлена и перестала сковывать душу с телом.

А душа его возрадовалась. Она-то не была утомлена! Она стала шептать ему, что тоска сирен и тоска гномов — его собственная тоска. Она шептала, что они ему родные, чтобы он полюбил их, — что тогда он поймёт и свою тоску, и навеки расстанется с «Дворянином». На этот раз он был внимательнее и понял кое-что, но, признаться, всё-таки очень мало. Голова, большая голова ему мешала!

Шли дни за днями. Он очень много видел и стал очень много понимать, но, к сожалению, всё больше головою. Когда голова его утомлялась, она не позволяла ему слушаться души, а мощно требовала сна. И он засыпал.

Тогда душа освобождалась от его тела и быстро летела к своим братьям — свободным духам. Они окружали её и — плакали.

В одну ночь она летела к ним, но по дороге ей встретилось нечто страшное. Это был безобразный, чёрный ком. Он весь дрожал, как студень, и в глубине этой чёрной массы, надрывая душу, звучали рыдания. Два огненных, пронизывающих глаза беспокойно и печально горели в этой черноте. Это странное существо преградило ей путь. Это была душа предшественника отца Антония, усопшего священника.

Дрогнула испуганная душа и в ужасе помчалась к своим свободным братьям, а за ней, как вихрь, мчался безобразный ком с горящими глазами.

Братья увидали её издали и полетели ей навстречу. Они окружили её магическим кольцом и таким образом охранили от безобразного кома. А сами они стали спрашивать, что ему надо. Глухие рыдания потрясли всю студенистую массу. Усопший священник просил и умолял их заставить отца Антония посетить ночью кладбище и его могилу. Он обвинил себя, что перед смертью не уничтожил заклятия, которое уже погубило его самого. Испуганно глядели на него свободные духи, но поверили его словам и обещали исполнить его просьбу.

Снова проходили у отца Антония дни за днями. Душа его неустанно боролась с его большой головой, стараясь всячески внушить ему посетить ночью кладбище. Наконец, однажды, благодаря временной усталости большой головы, душе удалось зародить в отце Антонии давно желанную мысль. Он ухватился за неё — она показалась ему интересной. Он надеялся увидать там много нового и неизведанного.

Настала ночь. Звёзд не было на чёрном небосводе. Луна, одинокая и печальная, нерешительно бродила по небу. В её движениях чувствовалась боязнь. Кто-то украдкой, по временам, закрывал её траурным флёром, а потом внезапно сдёргивал его, и луна бледная, грустная и нагая взирала на тёмный мир…

Твёрдыми шагами, склонив большую, некрасивую голову на грудь, шёл отец Антоний. В душе его складывались молитвы, горячие, страстные. Он молился единому Богу, но не произносил Его имени. Деревенские собаки, сидевшие под воротами изб, не смели на него лаять: рядом с ним шли двое. Один был весь чёрный и даже светился чёрным светом, а другой был ярко-белый. Они между собою не разговаривали. Их отец Антоний не видел, а видели их одни собаки — и боялись их.

На кладбище было тихо. Только у одной могилы мяукала белая кошка и ожесточённо грызла большую крысу. Крыса хрипло пищала, но пищала очень недолго.

Белые могильные кресты неуклюже высились в темноте. По временам казалось, что темнота светит, а кресты тёмные.

За одним из крестов выглянула кикимора; захохотала и ударила костлявым кулачком об чугунную плиту с какой-то неразборчивой надписью. И возник звук неуместный, мешающий здешней тишине.

Из одной очень старой могилы выскочили три блуждающих огонька и, бешено кружась, помчались по кладбищу. Далеко от отца Антония, едва белея во мраке, проскользнул выходец из могилы. На его губах алела кровь: это был вампир. Он испугался отца Антония: так он был печален и страшен. Вампир юркнул в одну свежую могилу и затих — притворился, что мёртв. Отец Антоний прошёл мимо. Невольно остановился он у могилы старого священника. Здесь было совсем тихо. Свалившийся крест лежал на земле. Отец Антоний машинально поднял его и водворил на место. И больше он не видал и не слыхал ничего-ничего…

Его большая голова была так утомлена, что ничем не могла больше повелевать. Душе удалось зародить в нём несколько мыслей. Они засели в нём крепко. И так как большая голова его привыкла перерабатывать всё, что ни попадалось ей, — она стала разрабатывать эти мысли.