Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Стою над бездною былого,
Как на пустынной высоте,
И в сердце воскресает снова,
Что снилось встарь живой мечте.
И смотрят вновь в больные очи
Те детства золотые дни,
Как из долин на склоне ночи
Непогасимые огни.

Ты плачешь, друг? И как не плакать,
Когда зарей, перед дождем
Лягушки начинают квакать
И дышат в воздухе сыром;
Когда что было и не стало
И все, чем сам ты, юный, жил,
Повеет нежно и устало
Меж зеленеющих могил.

Люблю я медленные тени
Высоких наших берегов,
И замирание волнений,
И поздний зов, вечерний зов.
О, лишь бы сердце схоронило
Свой ярко-огненный закат,
И снова мысль не поманило
Привычкой нежною назад.

Вы отозвались. Вы далеко,
Но к нам сбираетесь домой.
От бурь мятежного востока
Вас вновь манит очаг родной.
Да будет же ваш путь спокоен
От непогод и здесь и там.
Будь бег ладьи крылат и строен
К родным бегущей берегам.

Пускай вечна с тобой разлука,
Но верю, мальчик, и с тобой
Не надо слез и боли звука
Из груди матери родной.
Там, где гудит и мечет чудной
О камень берега волной,
Ты спишь, безгрешный и безлюдный,
На лоне матери земной…

Вступая в тень аллеи длинной,
Ты вспомни тех, кто далеко,
Кто ждет усталый и пустынный,
Чье сердце любит глубоко,
Кто ожидание свиданья
Надеждой встречи сократит
И грусть разлуки в упованье
На слезы счастья превратит.

– Откуда ты, я знать желаю.
– Оттуда, где сквозь бурь и мглы
Гудят от краю и до краю
Морей немолчные валы.
Из края стуж и вьюг протяжных,
Из края укрощенных льдов,
С отчизны земляков отважных
И несравненных моряков.

Не говори, что ты забыта,
Что ты обижена судьбой.
Каким сиянием облито
Твое виденье предо мной!
И крепнет вера: не случайно,
Все просветляясь вновь и вновь,
Оно задумчиво, как тайна,
И лучезарно, как любовь.

Лирика с музыкой, обе сестры,
Обе в преддверье роскошного сада
Негою дышат от знойной игры,
И золотиста их кисть винограда.
Музыка с лирикой, обе сестры,
Обе в загаре румяного лета
Дышат устало от знойной поры
И, улыбаяся, манят поэта.

Ты как родник в лесу таинственный,
Пока струя ясна до дна,
Под гомон призрачно столиственный
Неуловима и звучна.
Ты сказка ночи, поздней вьюгою
Сквозь хлопья брошенная вдаль,
Чтоб с ней, с загадочной подругою,
Делить и сумрак и печаль.

И покаяния немые,
И скудный дар безмолвных слез
Во дни страстей Твоих святые
Прими, страдающий Христос.
От бурь греховных нет возврата,
Но к милосердию Креста
Я в час усталого заката
Прижму сожженные уста.
Прижму в смирении и в вере,
И в смертный миг – любви Твоей
Прольется благостный без меры
И утоляющий ручей.

Мир, отрекшись от Христа,
Закружился в пляске дикой,
Без вождя и без владыки,
Без любви и без креста.
Только здесь, на дне души
Спит великое былое
В неразгаданном покое,
В недостигнутой тиши.
И нетленна и чиста
Та высокая поэма
От вертепа Вифлеема
До Голгофского креста.

Гаснет вечер трепетный и алый,
Так безбрежно голубеет даль…
Отчего ж душа твоя устала
И в очах безмолвная печаль?
Или всё, что бурей угрожало,
Что в груди пришлося схоронить,
Даже вечер трепетный и алый,
Даже он не в силах погасить.

Сядем здесь на берег тихий.
Ты послушай, как полна
Точно вздохов, точно звуков
Эта свежая волна.
Говорливая, живая,
То нахлынет, то сбежит,
И каких нам сказок чудных
Напоет и нажурчит.