Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Слабеют гаснущие силы,
А день так ярок и могуч.
На колыбели и могилы
Струится щедро ровный луч.
Судьбу безропотно приемлю,
Но никому не разгадать,
Как больно снам ложиться в землю,
Как горько песне замирать.

Увы, как жутко наше время:
Все чувства сердца гасит страх,
И подлой жизни злое бремя
Легло на старческих плечах.
И настоящее бездушно,
И в предстоящем чуть светло,
И на могилы равнодушно
Мы смотрим в тусклое стекло.
Мертво поруганное слово,
К свободе заметен и след,
И в прошлом ничего святого,
Ни приснопамятного нет.

Я шел один, я шел далеко.
Земля проснулась ото сна,
И всею роскошью востока
Дышала юная весна.
Звучали окрики оркестра,
В кустах спевалися ручьи,
И точно мертвому маэстро
Концерт кончали соловьи.
Мне хорошо, мне жутко было,
И вспомнил я в тот беглый миг,
Как ты цвела, как ты любила
В тех кущах средь певцов ночных.

Хорошо в родном уголке.
Золотая зыбь на реке.
Голубая глубь вся ясна.
Далеко лесная стена.
Широта – и края ей нет.
Всех тревог погаснул и след.
Песнь и сны в живом ветерке.
Хорошо в моем уголке…

Хоть зноен день, но всё туманна
В вуаль задернутая даль,
И так легка и бездыханна
Аллей старинная печаль.
Как яркий сон, минует лето,
Слабее свет и красота,
И для усталого поэта
Прости-прощай его мечта.

Но нет милей моей концовки:
Она стройна, она тиха,
Но в ней звенит и смех плутовки,
И вздох счастливого греха.
И в час, как тускло в шторки окон
Заглянут искры в камельке,
Как сон скользнет тот хрупкий локон
По распалившейся щеке.

Немного нас в живых осталось,
Немного дней осталось жить;
Так поклянемся ж эту малость
Стократной жизнью напоить.
И точно в редкостную чашу
Влить крови пламенный рубин, —
Не обронить бы в старость нашу
Миг вожделенный ни один.

Всё замолкает, всё стихает,
В пустыне лет – ни дней, ни снов,
И только сердце повторяет
Далекий зов колоколов.
Он там, как музыка немая,
Как крылья песни без оков,
Как шепот грез, как голос мая, —
Далекий зов колоколов.

Бог с вами, светлые детские годы,
Праздник беспечный весны и свободы,
Первых мечтаний задумчивый май,
Первый созвучий безоблачный рай.
Бог с вами! Сердце не скажет упрека
Вам, пилигримам, ушедшим далеко,
Вам, закидавшим причудливый след,
Вам, вековое и строгое «нет».
Вы мне наставники добрые были,
Вы меня жизни и правде учили.

Всё повтореньями прекрасно:
И шелк весны, и стужи зим,
И хоть в окно, и ночь и ясно —
Я вижу, старый нелюдим,
Не спорь с судьбой, сноси спокойно
Толчки и прихоти невзгод,
И так задумчиво и стройно
Земная осень протечет.

Как хороша порой бесплодной
Неотразимая краса,
Прозрачный воздух и свободный
И запушенные леса.
О счастье высшее на свете
И что изведал разве Бог:
Смотреть на мир, как смотрят дети,
Без дум, без боли и тревог.

Ты, старость вольная моя,
С воспоминанием живучим,
Как бег полночного ручья
В краю безлюдном и дремучем.
Дельфин кружится сквозь волну,
Доколе солнца гаснут очи,
Чтоб погрузиться в глубину
И в тишину с приходом ночи.

Люблю я в инее летучем
Мои окрестные сады
В морозе ярком и не жгучем
До самой утренней звезды.
Грядут, как странники для мира,
Цари в серебряных венцах,
И богоданная порфира
Дрожит на призрачных плечах.

Вступая в старческие годы,
Я чую рвенье, а не страх,
Как будто голосом свободы
Окликнут путника впотьмах,
Как будто вмиг минуют дали,
Как будто срок невдалеке,
И меч окованный из стали
Сверкает в пламенной руке.

Ты так речешь, чтоб в каждом слове
Звучал последний приговор.