Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Легкий твой бег вдалеке признает с умилением сердце.
Как хорошо хоть в чужом детстве ребенком вздохнуть…

И опять воспоминанье
Разжигает свой костер,
И безмолвное признанье,
И беззвучный разговор.
И опять душою чутко
Воскрешается до дна
Эта жуткая минутка
У затихшего окна…

Довольно думать о минувших
И испытаньях и бедах:
Давай скорей будить уснувших
В холодных каменных гробах.

Расскажем им, как жизнь счастлива,
И над волною голубой
Как парус розовый красиво
Сквозит охваченный зарей.

Расскажем им, как знойно дышит
На золотом полудне грудь,
Какие песни сердце слышит,
В каких цветах пестреет путь…

Воинствуй, друг, но не в науке:
В науке пусть звучит одно:
Исканий вдумчивые звуки —
Высокой истины зерно.
Лишь напрягай сильнее зренье,
И перед взором вдалеке
Живые вырастут виденья,
Как изваянья на песке.
Живые вырастут виденья,
Живая там раздастся речь;
Сумей те беглые мгновенья
И в кровь и в плоть зараз облечь.
О, будь ученым и поэтом,
И пред тобой столетий ряд,
Озарены бессмертья светом,
Воскресшим роем заскользят.

О, пошлость – это вечно проза:
Жива поэзия лишь там,
Где идеал, как свет, как греза,
Вдали мечтается очам.

К нему, к нему все наши взоры
И все усилия труда;
Он наша верная опора
И путеводная звезда.

Сквозь клевету и осмеянье
И непризнанье хоть с трудом
Мы в нем всей жизни оправданье
И увенчание найдем.

О, радость светлая закатных,
Последних стариковских лет,
Без дум о розах невозвратных,
Без поражений и побед.

Смотреть без грусти на прохожих,
Смотреть без горечи на мир,
На сеть живую дней погожих
Под смутный говор робких лир.

И все стремленья, все желанья
И нетерпения пути
Сливать в одно очарованье
Неотразимого прости.

О бренной мысли палимпсесты,
Вы, отразившие в стекле
Свиданья, речи, лица, жесты,
Как вспышки молнии во мгле,
Но под туманом, под покровом,
Из-под которого не раз
Как вызвать нам к волненьям новым
Раз отошедший в вечность час?

Пусть только скудными клочками
Встречаю елку я в руках, —
Ко мне косматыми руками
Склонилась елка вся в огнях, —
Густая ель былого детства,
Густая ель веселых дней,
Беспечный спутник малолетства
И шумных праздничных затей,
Заветный друг кружка родного,
Забытых и счастливых лет,
Из бездны милого былого
Последний гаснущий привет…

Когда порою за туманом
Тот берег исчезает вновь,
Я рад довериться обманам,
Я рад уверовать в любовь,
Не раз чуть тлеющую бренно
За пеплом лет на тусклом дне,
Чтоб вспыхнуть вновь, как луч нетленный,
Как яркий берег в тишине.

Ты бьешься искренно и трудно,
И я, собрат, поверь, люблю
В пустыне бледной и безлюдной
Живую искренность твою.
Она горит и зажигает,
А кто пылает, тот не спит,
Тот не от злобы разрушает,
Но в разрушении творит.

Уже от музыки признаний,
Как раб, отречься я готов,
Уже для казни расставаний
Не надо сердцу красных слов.
И только ты, твой образ нежный
Еще дрожит в груди моей
Под белый зов метели снежной,
Под шорох снов во мгле ветвей…

Так, добровольно надо уже
Свои стремления стеснить,
И тем решительней и туже
Их в узел тесный закрепить,
Чтоб всё, что мыслишь, без возврата
Сводилось прямо к одному —
К тому мечтаемому свято
Живому храму твоему.